Кто, если не они
Как мы это сделали
Ко Дню Победы мы не только выпустили рейтинг мест, где можно купить праздничную атрибутику, но и поговорили с человеком, который имеет к этому празднику непосредственное отношение. Нет, не ветеран, но основатель и руководитель поискового движения в Мордовии Николай КРУЧИНКИН рассказал нам, по какому принципу выбираются места для поиска, какие опасности поджидают бойцов во время работы и что оставляют после себя черные копатели.
О себе
Мне 66 лет. Оканчивал Ичалковское педагогическое училище и наш МГУ, историко-социологический факультет, так что по образованию я историк и учитель начальных классов. До 1998 года работал учителем в своей родной школе, в селе Гузынцы Большеберезниковского района. Преподавал не только историю, но еще и географию с физкультурой, другие предметы, дважды был директором школы. Потом переехал в Саранск, и теперь являюсь директором республиканского патриотического объединения «Поиск» и директором Мемориального музея военного и трудового подвига 1941–1945 гг.
О поиске
Поисковую деятельность я начал вести со своим классом в 1975 году, когда стал учителем, потом постепенно подключилась вся школа. Так был создан штаб «Красных следопытов»: мы с ребятами изучали жизнь села, биографии знаменитых земляков, записывали воспоминания ветеранов, помогали им находить однополчан...
В то время было широко развито всесоюзное движение красных следопытов, я выписывал «Пионерку» и «Комсомольскую правду», старался с ребятами участвовать во всех акциях, которые там упоминались.
В то время такой поисковой работы, как сейчас, не было — я даже не думал, что после войны где-то лежат останки, взрывоопасные предметы. Считал, что все найдено и похоронено.
В школе у нас был свой музей, нам под него выдали помещение из двух комнат: зал этнографии и зал боевой. Каждый год 18 мая, в День музея, мы устраивали праздник: выносили из зала этнографии четыре самовара, устраивали чаепитие, а в качестве подарка музею все дети приносили экспонаты.
И вот в 1985-м году одна из учениц, Люся Парчайкина, принесла на праздник алюминиевую фляжку, на которой гвоздем было нацарапано: «Смерть немецким оккупантам! Казань 1942. Виктор Александрович Кадочников. Кемеровская область»
Откуда в селе взялась эта фляжка — неизвестно... И мы стали искать. В итоге нашли хозяина, живого, в Свердловской области.
После этого отряд вышел на новый уровень. Штаб «Красных следопытов» переименовался в «Поиск». Отряды стали создаваться по всей республике. Три в Ромодановском районе, столько же в Кочкуровском, два в Ичалковском, и так далее. В 1998-м все отряды соединились в одно республиканское объединение.
На данный момент в республике 84 отряда и 1350 бойцов. Из Саранска — 50 человек
Об отряде
К нам приходят добровольно. Конечно, мы проводим пропаганду: организуем марши памяти, уроки мужества, в школах рассказываем о своей работе, о войне, о героях... Кто-то обязательно загорается и приходит к нам. Берем всех, начиная с третьего класса. Никаких заявлений писать не нужно, бюрократии у нас нет. Если человек пришел к нам в первый раз, я у него могу даже имя с фамилией не спросить. Если он пришел второй раз, третий, тут уже знакомимся ближе, берем его контактный номер, чтобы потом приглашать на наши мероприятия.
Первое время все присматриваются: отряд к новичку, новичок — к отряду. Бывали случаи, когда спустя какое-то время мы просили новеньких уйти, или они сами уходили. понимая, что не вписываются. У отряда свои традиции и уставы, не каждому они подходят.
У нас есть заповеди, одна из которых: первая мысль об отряде, вторая о товарище, третья о себе
В экспедициях у нас сухой закон, матом не ругаемся. Если надел форму. вести себя должен соответственно — не жевать жвачку, не щелкать семечки, не распивать, не ходить в ней на дискотеку — соблюдать честь мундира. В школе или университете ребята тоже должны вести себя достойно, хорошо учиться: с хвостами и низкой успеваемостью не пускаем в экспедиции. Это подстегивает. Со временем устав отряда становится образом жизни.
Бывало, что ребята, которые стояли на учете, со временем брались за голову, взрослели, становились серьезнее, ответственнее.
Зачем все-таки приходят? Думаю, у каждого человека в России в душе есть струночка — делать полезное, и необязательно за деньги
Считаю, что это у ребят основной мотив. Мы рассказываем им о проблеме пропавших без вести солдат — они отдали жизнь за Родину, а не имеют ни могилы, ни креста, родственникам некуда пойти поклониться. Найти такого солдата, похоронить, успокоить его душу и сообщить родственникам — серьезное и благое дело.
Каждый отряд должен пройти школу юного поисковика — программа разработана и утверждена 10 лет назад. Новичкам даются теоретические знания: истории Великой Отечественной войны, военных операций. Есть медицинская подготовка — оказание первой помощи. Обязательна подготовка по топографии — чтение карт, умение ориентироваться на местности, пользоваться компасом, GPS-навигатором, Обязательна практика выживания: как развести костер, как поставить палатку, как вести себя в болоте, как работать с щупом, миноискателем. 
О плане
Последние четыре года поисковая работа в стране полностью регламентирована. В ноябре-декабре составляется план на год, его утверждают поисковое движение России и генеральный штаб Министерства обороны — мы работаем исключительно по нему. Места экспедиций в основном традиционные: Зайцева гора, Сухиничский район Калужской области — там мы с 1994 года. Если приглашают, участвуем в больших экспедициях, которые проводят другие области. Последние пять лет проводятся всероссийские военно-исторические лагеря с поисковым уклоном, там тоже работаем.
Бывает, что нам пишут обычные люди, просят найти своих родных, но в первую очередь мы отрабатываем план. В работе с единичными случаями есть свои нюансы: вдруг солдат окажется без медальона и записки? Или будет похоронен в братской могиле или на сельском кладбище? Мы такие не трогаем, только тех, кто не похоронен как следует.
Бывают исключения, когда главы сельсовета сами просят перезахоронить останки: например, если могила солдата в лесу, тропы к ней нет, никто не ходит. Перезахороняем, чтобы не забылась
Был еще случай, когда в Калужской области мы нашли место, где был военный госпиталь и при нем кладбище. В 50-х годах это кладбище бульдозерами сравняли с землей, но местные жители нам подсказали, где оно было. Мы пришли-проверили — действительно, лежат останки. Поднимать не стали, просто нанесли на карту. Я составил акт разведки, передал главе района. Пару лет они думали, а потом решили восстановить это кладбище, поставили памятники, облагородили дорожки, сделали могилки.
Об экспедиции
Полевые экспедиции, то есть выезд отряда на места боевых действий, проходят с мая по август и длятся 10–15 дней. Едут только ребята старше 14 лет. Берем с собой все необходимое, начиная от палатки и спальника и заканчивая мазью от комаров. Лагерь разбиваем недалеко от речки, чтобы была вода, и от села, чтобы можно было сходить в магазин или медпункт. При этом нужно учитывать и расстояние до места работы. ведь машин нет, ходим пешком.
Обычно от палаток мы уходим работать на 3–10 километров, но порой останки можно найти и в пяти метрах от спальника
Пять лет мы разбивали лагерь в лесу на одном и том же месте и уходили от него на десяток километров, а потом решили обосноваться на другом месте и проверить площадь бывшего лагеря. В итоге с места, где раньше стояли наши палатки, костры, туалет и кухня, мы подняли семь человек.
Первые три дня в экспедиции больше вводные: новички прикрепляются к опытным бойцам отряда, и те учат их, как работать с останками, как их чистить, фотографировать, складывать в мешок.
Брезгливости ни у кого нет, еще на теоретических занятиях мы объясняем, что достаем не кости, а человека
Страхов тоже нет, если только один... Как однажды сказал один мальчик: «Я боюсь ему сделать больно».
Каждый вечер в лагере проводится звездочка: подводим итоги, назначаем дежурных. Если отряд большой, больше 20 человек, тогда остаются три дежурных на день. Они встают в 5–5:30, готовят завтрак на весь отряд — к семи утра он должен быть готов. Потом все встали, умылись, переоделись в рабочую одежду. позавтракали и ушли в лес. Дежурные остаются в лагере, среди них обязательно есть взрослый.
Если далеко работаем, 3 км и больше, берем с собой сухой паек, либо посуду, продукты и одного дежурного, чтобы обед готовил на месте. Если работа близко, то в два часа дня возвращаемся в лагерь на обед, а потом снова в лес. На работу используем весь световой день, летом не бросаем лопаты до 9–10 вечера.
Об опасностях
Иногда приходится работать в экстремальных условиях. Как-то 1 мая выпал снег, копать и расчищать приходилось холодную сырую землю. Однажды попали под ураган, ветер повалил на лагерь березу — две палатки всмятку! Хорошо, что никого там не было — в таких случаях мы всех сразу уводим в безопасное место. Бывает. что копаем в страшную жару, однажды пять ребят в один день получили солнечный удар.
Но опасности кроются не только в погоде. В 90-й год, помню, работали в лесу под Вязьмой. место незнакомое, отряд был разбит на несколько групп и рассредоточился.
Вдруг слышу — взрыв! Когда собрались, оказалось, что одной группы из трех человек нет
Они как раз работали с той стороны, где мина жахнула. Взрослые пошли искать, целый час бегали по лесу, нашли — живы-здоровы... Оказалось, что ребята из другого, московского отряда. развели костер, а под ним мина. Один поймал осколок в ногу, другой в плечо. У меня после этого два года веко дергалось.
Мин избежать нельзя, их под землей не видно. Иногда попадается под лопату, и в таких случаях сразу зовут старшего, он определяет степень опасности. Если, например, что-то не очень серьезное, типы граната без взрывателя, ее уносят. Если серьезное, то мину закрываем, отмечаем, заносим координаты, вызываем МЧС, и они ее забирают.
Животных диких тоже встречаем — косули, лоси... Иногда медведей слышим. Однажды в Калуге я нарвался на целую поляну кабанов! Продирался сквозь кусты, они густые и низкие, пришлось на корточках ползти. Увидел в конце свет, вышел, а там на поляне 15 кабанов в болоте греются. Хорошо было лето, они в эту пору не очень опасные, да и сами испугались — вскочили и рванули через кусты. Да я и сам обратно уже в полный рост сквозь них проходил!
О находках
Находим всё: ложки, кружки, ножички, расчески, фотографии, зеркальца, крестики, медальоны, записки... Оружие, самой собой, но ржавое. Медальоны и записки принадлежат солдатам, поэтому их мы отдаем родственникам. Остальное по закону принадлежит тому селу или району, на чьей земле трофей был обнаружен. Все находки мы складываем в одно место, и в конце экспедиции приходят из местного музея или поискового отряда —забирают то, что им пригодится. Остатки мы можем забрать с собой. 
С останками солдат сложнее. После того, как солдата нашли, останки чистятся, складываются в специальный мешок, он нумеруется. Все, что было при солдате, описывается, фотографируется. Наносятся координаты. В лагере мы сооружаем специальное место — достойное, с крестом, туда относим все найденные останки. В конце экспедиции все погибшие погружаются в нормальные гробы — их делает местная администрация — и захороняются. Как правило, хороним сами.
За все время работы поискового отряда мы подняли 4 704 солдата
О черных копателях
У нашего отряда стычек с черными копателями не было. Мы встречались лицом к лицу, но расходились мирно. Отношусь к ним я, само собой, отрицательно. Но они тоже делятся на категории.
Первые, я их называю черно-белыми, — местные мужики, которые еще пацанами из своей земли гильзы вытаскивали. Они раскапывают останки, берут, что им нужно, и прикапывают обратно, порой даже помечают место, чтобы мы нашли, или говорят про это место при встрече. Конечно, не в открытую — мол, вон там видел, кто-то что-то прикопал. Мы приходим. находим и перезахороняем как положено.
А вторые — настоящие черные копатели или мародеры. Они используют бульдозеры и прочую технику, всю землю поднимают вверх дном, берут, что нашли, и оставляют все так.
После них мы находим сломанные медальоны, переломанные кости. Это уже кощунство
О том, почему
Всего у отряда было где-то плюс-минус 150 экспедиций, и дай бог в десяти я не бывал. Буду продолжать ходить, пока ноги ходят. Не знаю, почему эта тема меня так волнует: может, потому, что отец у меня фронтовик и с войны раненый пришел. Может, потому, что мать у меня Сурский рубеж строила. Может, и потому, что со стороны Кручинкиных на войне у нас погибло семь человек — кого-то нашли, кого-то до сих пор нет... А вообще, мне просто жалко этих мужиков, которые погибли за нас, а их даже не похоронили. И кто это сделает, если не я?!
