Говорили о мордве, сохранности культуры, мистическом сознании и фестивале
Как мы это сделали
Сегодня вечером, 27 сентября 2023 года стартует главное театральное событие осени — Всероссийский театральный молодёжный фестиваль-форум «Худсовет» (проект реализуется при грантовой поддержке Президентского фонда культурных инициатив). Любим это время, потому что в городе только и разговоров, что о театре. Предчувствуем, как и в прошлом году, спектакли, участвующие в фестивале, захватят сердца и мысли горожан. Мы подготовили для вас интервью с руководителем экспериментальной режиссерской лаборатории фестиваля, нашим драгоценным другом, Анной-Ксенией Вишневской. Мы всей душой ценим нашу дружбу, теперь хотим, чтобы и вы с ней познакомились. Отрываем от сердца! Поговорили о национальной культуре, спектаклях и фестивале.
Будьте знакомы — режиссер, сценарист, Анна-Ксения.
Аня, есть ли у тебя ответ на вопрос, почему когда-то ты выбрала именно этнос, национальность?
Я думаю, есть. По стечению обстоятельств я много работала с финно-уграми. Началось всё в Ханты-Мансийске в 2005 году, тогда я впервые погрузилась в культуру и поставила свой первый спектакль. Там вообще-то тяжело не погрузиться. Ханты и манси сохранили культуру на 99% — их никто не смог покорить. Все традиции они передавали из уст в уста, письменность появилась только в 1932 году. У них совсем нет современной культуры.
Потом случился чудесный фестиваль «Майатул», он проходил в Йошкар-Оле, там я увидела представителей разных народов, даже сету, которых на Земле осталось немногим более 200 человек. Там были и ханты, и манси, и вепсы, и сету, и марийцы, и карелы, и финны. Я ездила к коми-пермякам в Кудымкар, снова погружалась в культуру, поставила там два спектакля. И в результате, благодаря фестивалю «Майатул», меня нашла мордва. Спустя год пришло предложение поработать вместе. Я решила, что начинать нужно с сотворения мира. Изучила литературу, поговорила с людьми, директор Национального театра Светлана Ивановна Дорогайкина отвезла меня в Теризморгу. На протяжении всей работы меня сопровождала Валентина Ивановна Мишанина, замечательный драматург, она буквально провела меня за руку. Актер театра Саша Батырев любит говорит: «Аня что-то такое загадает — горшочек, вари! А откуда я всё это достану?!» Но все фантазии обязательно воплощаются.
Сейчас пришло предложение из Сарапула, это Удмуртия. Удмурты тоже финно-угры — культуры похожи, языки похожи, но при этом детали всегда разные. И у всех разная степень сохранности культуры.
У нас высокая степень сохранности?
Нет, не сказала бы. Всё-таки есть перекос в сувенирную продукцию, но баланс стараются соблюдать. Есть люди, у которых высокая степень сохранности. Недавно мы столкнулись с музеем Эрьзи, познакомились с Алёной Елисовой — она очень погружена в культуру. Драматург Валентина Ивановна Мишанина обладает громадным объемом информации. Художественный руководитель ансамбля «Торама» Андрей Ромашкин тоже работает на исследовательском уровне, сейчас они нашли какую-то древнюю бобину и расшифровывают мужское многоголосье (женское многоголосье до нас дошло, а вот мужское они где-то раздобыли, в каких-то архивах). Когда мы ездили в Теризморгу, директор музея пела нам старинные песни, древние колыбельные. То, что сохранился язык, тоже очень влияет на культуру, ведь в языке всё наследие. Несмотря на то, что культура теперь дуальная, у вас сохранилась обрядовость — крепко сплелись христианство и язычество.
Кроме того, мне кажется, у людей здесь преобладает мистическое сознание. Взглянуть хотя бы на актеров Национального театра, казалось бы, в жизни обычные люди, но есть в них какое-то языческое тремоло. И, тем не менее, если сравнивать с ханты и манси, там все-таки полная погруженность в традиции, а здесь произошла адаптация, цивилизация вас коснулась сильнее.
Современные психологи говорят, что мистическое сознание — это признак заболевания. То есть объяснение определенных события потусторонним вмешательством, это не совсем здоровая тенденция. Как ты к этому относишься?
Я плохо отношусь к психологам. Безусловно, в каждой профессии есть гениальные люди. Среди тысячи психологов есть сто человек прекрасных специалистов, которые действительно помогают людям. Но сейчас профессия обрела популярность, психологов очень много, становится трудно верить кому-то из них. Говоря о мистическом сознании, конечно, можно впасть в крайность, довести свою веру до фанатизма, тогда, вероятно, нужна помощь специалиста. Что касается язычества, я думаю, что связь с природой нельзя считать проблемой.
И меня смущает решение проблем, которое поголовно предлагают все современные специалисты — у вас всё наладится, если вы сепарируетесь от мамы. Мне кажется, это не справедливо. Я, например, обожаю свое детство, у меня никогда в жизни не возникало идеи в голове, что мне, наверное, нужно сепарироваться от мамы. У нас с ней очень тесная связь, здоровые отношения. Мне с ней хорошо, как с подругой, мне с ней тепло, как с мамой.
Творческой личности нужен психолог? Или терапия может все испортить?
Не знаю. Я не обращалась. Но у меня есть замечательная подруга психолог, она занимается детьми аутистами. В каждой профессии есть чудесные люди, а есть те, которые нарушают целостность человека.
Ты показала городу два спектакля: «Масторава» и эскиз спектакля «Сказка о рыбаке и рыбке». С уверенностью заявляем, такого город еще не видел даже в рамках фестивалей. Я знаю, что тебе пришлось много прочитать во время подготовки к «Мастораве».
Да, я проводила исследовательскую работу. Очень сильно благодарна Валентине Мишаниной — я понимала финно-угорскую культуру (через ханты и манси, через карелов), но в мордовскую культуру не погружалась. Многое мне рассказала Валентина Ивановна, мы брали книги по мордовскому фольклору в библиотеках.
Когда я училась на филологическом факультете, у нас была дисциплина «Мордовская литература», мы читали произведения мордовских авторов. Сложилось впечатление, что мордовский фольклор — творчество в крайней степени мрачное, хтоническое. Между тем, тебе удалось сделать «Мастораву» светлой сказкой. Как ты это смогла разглядеть во мраке мордовской мифологии?
У мордвы абсолютно точно космогоническое сознание. Если погрузиться в культуру, есть нижний, средний и верхний миры. Представления о сотворении мира у мордвы — это результат наблюдения людей за природой. Люди издревле наблюдали, как глубоко утка погружается под воду, погружается она на 80 метров, отсюда и представление, что утка достала из воды кусочек ила, он начал расти, и появилась земля.
Мне не кажется, что сказки и легенды финно-угорского мира ужасны. Я понимаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь о мраке, но как людям было, например, предупредить детей, что в одиночку ходить в лес опасно? В лесу есть древнее божество, хозяйка леса — Вирь-ава, считалось, что она может украсть ребёнка. Конечно, цивилизация сыграла свою роль, мы все стали очень нежные. В Ханты-Мансийске я посмотрела на детей, которые растут на стойбище. Мы снимали документальный фильм «Дело медвежатников», познакомились там с семьей, их дочке было всего 6 лет, она заигралась и упала с крыши (дома у них не очень высокие, но 4 метра от земли точно есть). Упала, отряхнулась и побежала дальше с синяком на пол лица. Или, например, в лесу их малыши ведут себя очень тихо, потому что сызмальства знают, что может выйти медведь. С 5 лет их дети знают, как заарканить оленя.
Мне очень нравится, как в хантыйской культуре родители передают знания детям. Сразу вместо игрушек у них есть всё своё, только маленькое. Элементарно, если малыш плывет в лодке, у него есть свое маленькое весло. Мой муж Денис остался один с мальчиком, Ване было года 3 на тот момент, родителей не было дома часов пять. И Ваня так по-детски говорит Денису: «Чего сидишь? Ягоду пошли собирать». Вот такие у них дети. Ваня даже научил Дениса печь рыбу.
В «Мастораве» ты используешь классный прием — театр теней. Скажи, это какая-то популярная форма, которая просто медленно шла до Саранска, либо же это твой личный прием?
Есть специалисты, которые занимаются этим профессионально — в Москве, например, есть замечательный театр «Тень». У меня это одна из форм. В «Мастораве» я использовала цветные тени, их я впервые увидела, когда жила на Бали. Я попала в местный народный театр, к слову, совершенно не сувенирный. Там я увидела спектакль по «Махабхарате», он шел 5 часов. Актеры управляли цветными тростевыми куклами — полностью подвижными, у них сгибаются и ноги, и руки, а тень создаётся с помощью света факелов. Именно цветные куклы я впервые увидела на Бали, но у меня более простая версия. У нас куклы больше похожи на витражи. Замечательная художница Национального театра Татьяна Чувыкина специально покупала витражные краски, вырезала птиц, разных существ. Мы смотрели, какие сочетания красок будут радужно светиться на фоне, когда на них попадает прожектор. Подбирали, какая краска будет давать лучший отблик.
Ты сразу знала, как будет выглядеть твоя «Масторава»?
Поскольку все это стихия, оно само приходило в голову. Мы хотели оказаться внутри природы и мифологического сознания. Мне очень сильно понравилась книга Девяткиной «Мифология мордвы», также погрузиться в культуру мне помогла замечательная книга «Хронограф». Да и сами актеры многое добавили. Актриса Таня Биушкина говорит на эрзянском, думает на эрзянском, в «Мастораве» она читает молитву Ведь-аве, проводит обряд, чтобы заполучить мужчину. Человек, который не находится в культуре, никогда не сделает это так, как смогла она. Это звучит на грани, так, будто ты документально подсматриваешь за происходящим. Было важно, чтобы шел дождь с потолка, чтобы природные явления появлялись здесь и сейчас.
Мы не видели других твоих спектаклей, кроме «Масторавы» и сегодняшнего эскиза по «Сказке о рыбаке и рыбке», но поняли, что в своих спектаклях ты воздействуешь на все чувства человека — это и звуки, и вкусовые ощущения, и запахи, и тактильные ощущения. Это какие-то современные приемы в рамках иммерсивности, тренд в твоей работе или так ты воспринимаешь театр в целом?
Мне кажется, я в целом воспринимаю театр таким образом, благодаря своему учителю Корогодскому. Это идет от актерских тренингов. Актер находится в пустом помещении, то есть в неживом пространстве, должно работать воображение — где мы находимся, где разожгли костер, с какой стороны находится лес. Актер должен быть натренирован таким образом, чтобы работала вся сенсорика. Как говорил мой мастер: «Горит не спичка, горит твое воображение». Полное погружение и вера происходят только тогда, когда я слышу, вижу, ощущаю тактильно, чувствую вкус и запах — все это помогает действию. По-другому я не вижу. Это же вранье, когда со сцены мне утверждают, что показывают цирк, а цирком не пахнет. Зрительская природа подсказывает, что чего-то не достает. Это критерий веры — ставишь себя на место зрителя и ищешь, где неправда.
Сегодня мы «посмотрели» эскиз твоего спектакля «Сказка о рыбаке и рыбке». Всё время у нас были завязаны глаза, у каждого зрителя был куратор, ведущий его от начала и до конца спектакля. Мне кажется, все эффекты, которые были применены в рамках сегодняшнего эскиза, сработали на 100%. Я действительно была в мордовской избе, хотя своими глазами ничего не видела — запах, звуки, ощущение тесноты и невысокого пространства — мозг просто все сам нарисовал. И когда ты открываешь глаза, видишь, что ничего этого нет, мозг сопротивляется, ощущение такое, будто сняв с глаз повязку мы попали в иллюзию, а настоящее было в голове, за закрытыми глазами. Как ты придумала такой формат?
Такой формат я придумала еще в далеком 2015 году в Ханты-Мансийске. Мне показалась, «Сказка о рыбаке и рыбке» — идеальная формула. Есть такой режиссерский прием, хочешь проверить, хорошая ли получилась мизансцена, закрой уши. Если по языку тела партнеров ты понимаешь, что происходит на сцене, значит мизансцена выстроена качественно. Я просто подумала, а если закрыть глаза? Смогу ли я что-то понять? Бывает, попадаются аудиокниги, сделанные, как кино. Мне недавно очень сильно понравился проект «Загадочное ночное убийство собаки» по Марку Хэддону. Я слышала очень много аудиоспектаклей, но такого качества — ни разу. Много звуковых метафор. Когда я переслушивала это произведение во второй раз, я пыталась понять, как это сделано, какие метафоры найдены. Послушайте обязательно.
Я подумала, можно ли так сделать в театре? Долго думала, какое произведение может подойти, поняла, что оно должно быть короткое, поскольку два часа с закрытыми глазами — нереально, страшно. Хронометраж должен быть не более 40 минут. «Сказка о рыбаке и рыбке» — финно-угорское произведение, няня Пушкина была финно-угорского происхождения, я думаю, он все-таки проникся этой культурой. Однако эту сказку хотел поместить в цикл «Песни западных славян», но потом решил, что это, наверное, все-таки поморская культура — в любом случае нечто очень важное, близкое нам, древнее. Я подумала, почему бы тогда не зазвучать древней речи — эрзянской (Галина Самаркина сделала нам перевод). Раньше до эксперимента по воплощению этой идеи в жизнь не доходили руки, а здесь, в рамках лаборатории, нам это удалось. И оказалось очень востребованным.
Про ощущения. Нас посадили в лодку, и она действительно качалась на волнах. У вас это сходу получилось или вы, скажем, настраивали траекторию?
В театре кукол работают очень классные художники. Мы решили добиться полной достоверности, поэтому постоянно сравнивали ощущения. В процессе спектакля вы гладили кота — нам нужно было найти достоверную шерстку, в театре коту даже сделали зубки, коготочки, мягкие усики, у его изголовья была маленькая урчащая колоночка, чтобы котик по-настоящему мурлыкал. В спектакле была рыбка — сделали несколько вариантов, чтобы она была настоящая, проверяли гибкость силикона, сбрызгивали ее водой, думали, как она должна трепыхаться и разговаривать. Художники театра сколотили лодки, выбирали, с каким звуком должны вставляться уключины, как лодка должна покачиваться на волнах, как она должна останавливаться у берега. У нас была сеть с настоящей тиной — нам ее привез Саша Батырев из Крыма. Тина сохнет, поэтому может храниться долго, ее просто нужно намочить и появится запах. Но это эскиз, а можно сделать еще более достоверно. Мы, конечно, хотим, чтобы, пока вы плывете в лодке, была возможность коснуться воды.
Когда ты ничего не видишь, мозг начинает бешено додумывать происходящее. Я реально подумала, что вы построили целую декорацию, я абсолютно серьезно ожидала увидеть избу.
Мне очень понравилось, как маленькая девочка, когда сняла повязку, сказала маме: «А я думала мы на улице». То есть у нее было ощущение, что мы из фойе вышли на улицу, а там настоящее море — это была лучшая награда.
Мне всегда казалось, что тифлоперевода недостаточно. Был момент, когда я услышала, как кто-то рубит капусту, через секунду над ухом послышался голос куратора: «Старуха капусту рубит» — и я уже вижу, но не глазами, как старуха в избе рубит капусту. Оказалось, этого совершенно достаточно.
А она действительно рубила настоящую капусту! Мы продумали всё до мелочей, поэтому, когда одна зрительница попросила принести ей капусту, мы были готовы.
Ты рассказывала, кто-то представил кота рыжим, мне же он представлялся белым, похожим на кролика.
Да, воображение дописывает героя. Я недавно прочла потрясающей древний блокбастер Александра Григоренко «Мэбэт», автор давал мне подсказки, но героев я дописывала самостоятельно в своем воображении. Это свобода написания своего героя. Интересно, что у всех разные спектакли в голове получились. У каждого своя история.
Кураторы сработали филигранно, как профессиональные поводыри. У них было какое-то техническое задание?
Я думаю, это все-таки работает просто на человеческом уровне. Недавно мне в метро встретился незрячий человек, и я его провела. Я была погружена в него, в заботу о нем. У меня была задача — человек должен дойти и попасть в нужный вагон. Мы вообще-то в жизни очень внимательны, когда выполняем какие-то задачи. Тут мы просто поставили задачу, чтобы все было аккуратно, чтобы никто не споткнулся, не испугался. Тренировались друг на друге, говорили, как нам комфортно. Нужно было учесть очень многое. В спектакле есть моменты, где приходится спускаться и подниматься, мы думали, как это лучше сделать — у кого-то может быть страх сделать шаг на 20 сантиметров вниз. Мы просто поняли, что в этот момент лучше прямо обнять человека, обхватить, но иметь ввиду, что кто-то не любит такого вторжения в личное пространство, чрезмерных прикосновений. Это всё понятно в самом начале, кураторы сразу понимают, любит ли человек, когда до него дотрагиваются. Если не любит, тогда нужно подать две руки. Мне был очень важен эксперимент, мы не знали, какая будет реакция. А теперь я сама убеждена, что этот спектакль очень нужен. Даже если он не состоится здесь, я знаю, что он обязательно найдет свое место.
Как теперь сделать так, чтобы эскиз остался в репертуаре театра?
Я думаю, специально здесь ничего не нужно делать. Тут важен правильный менеджмент. Возможно, такой формат подойдет для детского дня рождения — своего рода замена квестам. Мы сегодня видели, в каком восторге были дети — один мальчик не хотел выпускать из рук кота, кто-то очень бережно отпускал рыбку в море, боясь, что не попадет в воду.
Этот эскиз создан в рамках фестиваля «Худсовет».
Да, как экспериментальная режиссерская лаборатория.
В этом году «Худсовет» стал богаче еще на две лаборатории — появились драматурги и критики. Драматурги работали с Вячеславом Дурненковым.
Да, потрясающий человек, замечательный мастер. Его работа в Саранске — огромный подарок. В этом году у фестиваля замечательный программный директор, Кристина Матвиенко, именно она предложила пригласить Вячеслава. Мне очень понравилось, как Вячеслав сказал: «В Саранске получилась самая плодотворная лаборатория». Талантливые люди здесь живут! Никогда не было на лаборатории такого количества пьес, при том, что они реально очень хорошие, с крепкой драматургической основой.
Я знаю, что по результатам драматургической лаборатории будут читки.
Да, я выступаю режиссером этих читок. У нас даже есть авторы, находящиеся в других городах — люди писали онлайн. И я уверена, 90% людей, которые хотели прийти и поучаствовать в лаборатории, просто не осмелились. Но между тем, 20 участников — это достаточно много для драматургической лаборатории. И какой блестящий результат! Уже сейчас создано 9 пьес, в работе еще 8.
Сколько читок будет в программе фестиваля?
Первая читка была 24 сентября — пьеса Ильдара Неваева «Тропы и трупы». Будет еще 8 читок. Читка — это эскиз, заявка спектакля, пьеса, прочтенная по ролям с погружением, с созданием атмосферы. Да, актеры читают с листочков, но они уже герои пьесы.
Почему зрителю стоит посмотреть именно читки пьес?
Я вообще обожаю формат читок. Это как первоисточник произведения. Ты ощущаешь атмосферу, слышишь текст, додумываешь действия актеров. Читки готовятся как спектакли — с музыкой, атмосферой, небольшими декорациями и некоторыми мизансценами. Прелесть в том, что читки разработаны с авторами. Мы получаем пьесу, потом прорабатываем с автором каждое слово, пониманием, каким автор видит персонажа, вместе подбираем костюмы. Самое главное в читках, погрузить в атмосферу и следовать за автором.
Заявленная тема пьес на лабораторию — Я + Традиция, выполнено ли ТЗ?
Мне кажется, с лихвой. Саранск столько «детей» народил... Девять готовых пьес, мы даже не загадывали столько. Обычно на лабораториях пишут 2-3 пьесы, или одну общую на всех, но девять! Радиация у вас тут что ли? (смеется)
Что ждет зрителей фестиваля?
Такого они еще точно не видели! Рекомендую посмотреть спектакль «Квадрат» — очень достоверный рассказ о 90х. Я обожаю такие художественные, но при этом абсолютно достоверные спектакли, выполненные с документальной точностью. Будет много потрясающих вещей для молодежи, для семейного просмотра. В этом году подобран очень хороший репертуар, каждый спектакль фестиваля очень ценен.
Саранск когда-нибудь сможет стать театральной столицей?
Да вы уже!
