Литературная колонка от штатного колумниста «Городских рейтингов»
Как мы это сделали
Уважаемые читатели, вашему вниманию представляем новый продукт интеллектуального труда нашего горячо ценимого прозаика Эраста Переплётова. Рассказ о языковом барьере, который стал препятствием флирту и его продолжению в номере чешского отеля.
«Шпрехен зи дойч»
В те далёкие времена, когда путешествовать по миру можно было вполне себе свободно, считалось, что среднестатистический мужчина-россиянин в своей жизни посещает в среднем только две-три зарубежные страны. Обязательно едет с семьёй загорать в Турцию, Тунис или Египет и один раз посещает одну европейскую столицу, как правило, это более-менее бюджетная Прага — чтобы потом до конца жизни всем друзьям и знакомым можно было рассказывать, мол, я был в Европе, теперь я весь такой просвещённый, вот, смотрите, у меня даже и фотка с астрономическими часами со Староместской площади есть.
Наступило лето. Наша доблестная компания в количестве шести человек вновь собралась в эту самую Прагу! Фотки с тамошними часами у всех уже были, поэтому мы ехали просто пить пиво. Присоединился к нашей компании и Вовка.
Вовке тогда только стукнуло тридцать, он был полон неиссякаемой энергии, а также, с недавних пор, обзавёлся небольшим пузом и стильными — по его собственному мнению — бакенбардами. В своей жизни он уже два раза успел отметиться в Турции и спустя год со своей последней поездки резко осознал, что морально вырос из вашего этого «тюленьего отдыха на пляже» и вполне готов оставить свой яркий след в истории славной чешской столицы.
«Прага, жди!» — добавил свой новый статус в «Одноклассниках» Вовчик, параллельно доставая из шкафа пыльную сумку.
Вовкина подруга, помогая ему собирать вещи, строго наказала в поездке много не пить, купить себе летние тапки, футболку — такую чтоб «не в обтяг» и привезти ей что-нибудь европейское — желательно не пиво.
Вовка же, мысленно отстранившись от «подружьих» наставлений, уже представлял себя в новых красивых чешских тапках в окружении не менее красивых чешских девиц, которые безудержно рукоплещут ему от его остроумных реприз.
В самолёте у Вовчика потели ладошки, он нервничал и был крайне напряжён — всё ж-таки это Европа, там надо вести себя подобающе, — настраивал себя Володя, — поменьше материться, возможно, даже начать уступать место пожилым в трамвайчиках и непременно взять за привычку пить кофе в стаканчиках, неспешно прогуливаясь утром по пражскому граду, который до сей поры он видел только на открытках.
В момент этих дивных раздумий, уперев свои пухленькие, немного затёкшие коленки в кресло напротив, Вовка преображался на глазах. Его взгляд уже начал излучать европейскую утончённость, а томатный сок, который ему принесла стюардесса, он оценил фразой «неплохой...», даже не добавив по привычке слово «йопт» в конце.
Это уже был не тот Вовка из соседнего двора, это был новый Вовка, Вовка-Европеоид!
Но в Праге сразу что-то пошло не так! Нет, тапки с футболкой он купил в первый же день, с этим проблем не возникло. Проблема была куда более обширна — незнание иностранного языка. Дело было даже не в причудливом на слух чешском, там все давно уже изъяснялись на старом добром инглише, вот с ним-то у Вовки и была настоящая катастрофа.
Уже в первый вечер стало предельно понятно, что самостоятельно в Европе он не выживет, Вовчик доказал всем, что запросто может умереть с голоду, даже не выходя из отеля.
Сначала он долго изводил бармена, требуя от него арахис к пиву, причём, требовал сначала «арАхис», а потом и «арахИс», предположив, что поменяв ударение, он автоматически сделает слово английским. После бесполезных попыток полакомиться орешками, уточнив у нас, как будет по-английски «мне нужен арахис» и получив в ответ: «I need peanuts» он, исковеркав последнее, начал клянчить у слегка офигевшего бармена: — «Слышь, это, ай нид пенИс...ну пенИс, йопт», при этом показывая какие-то причудливые знаки руками и странно щёлкая своим языком. Бар закрылся, бармен куда-то убежал.
Дальше лучше не становилось, Вовчик постоянно попадал в какие-то нелепые и даже дикие ситуации. Однажды, пытаясь объяснить таксисту, что хочет отправиться поесть на ужин вкусных сосисок, он, произнося «Ай вонт сосидж», зачем-то показывал непристойные жесты, которые с поеданием сосисок можно было соотнести разве что в самую последнюю очередь. Таксист сразу отменил заказ и быстро ретировался.
И всё было бы ничего, т.к. чихать Вовка хотел на всех этих барменов с пенИсами и таксистов с сосиджами. Главная оказия заключалась в том, что с чешскими дамами разговоры тоже далеко не продвигались вперёд.
Пытаясь завести не столь любовное, сколь романтическое знакомство с представительницей прекрасной половины человечества и доказать всем, что он ещё вполне себе фапабельный «молодой» человек, Вовка, медоточиво понизив голос до бархатного баритона, пытался объяснить, что он простой путешественник из далёкой снежной России, что он очарован неземным изяществом Штепанки и хочет созерцать её красоту не только сегодня, но и на следующий день на совместной прогулке по Вышеграду. На деле же выходило не так поэтично: «хай Штепанка, айм эдвенчер, то есть тревелер Вовка, из ин раши, энд ай вонт волк тумороу ми энд ю твенти может твентифайв меттерс ин парк...йопт».
Штепанка с округлившимися глазами быстро куда-то исчезала, на её месте появлялась какая-нибудь Михалка, и всё повторялось заново. Результата не было. Единственное, чего добился за неделю Вовчик, так это мастерски разгонять людей вокруг себя.
Слово «Йопт» он уже произносил не по привычке, а скорее с досады, т.к. конечно же понимал всю бедственность и даже обречённость ситуации. Казалось бы, только совсем недавно обретённая им «европейскость» спустя всего неделю трещала по швам.
Последний день отдыха подходил к концу. Все были навеселе, даже Вовка довольный уплетал за обе щеки утопенцев с квашеной капустой, обильно запивая их тёмным пивом со сливовицей. И всё шло своим неспешным ходом ровно до того момента, пока Вовка захмелев вдруг не вспомнил, что всё это время он оказывается в совершенстве знал немецкий язык! Что он учил его двести лет назад в школе и был в нём так невероятно хорош, что чуть не уехал сразу после школы в Германию на пмж!
Мы заржали. Вовка же воспринял это как личное оскорбление и поэтому не унимался, извергал ртом какие-то рычащие, отхаркивающие звуки, утверждая, что они немецкие, хотя больше всего они напоминали собачьи.
Вернувшись после трапезы в отель, Вовчик сам настолько уверовал в своё немецкое происхождение, что, облокотившись на стойку ресепшена, начал по сторонам усердно искать родственную ему душу.
И вот в какой-то момент его затуманенный взгляд наткнулся на очень милую блондинку лет двадцати пяти. Она скромно сидела на чемодане, в очереди то ли на позднее заселение, то ли наоборот готовясь к отъезду.
Как думаешь, она говорит по-немецки? — непринуждённо, но с неким вызовом спросил у меня Володька. Я честно сказал, что не имею представления, т.к. до сегодняшнего вечера и не догадывался, что Вовчик и сам является носителем иностранного языка. Тогда Вовка, заправив в шорты новую футболку и размяв губы, заявил, что сейчас пойдёт и спросит у неё, и если окажется так, что фрейлина говорит по-немецки, то он, Володька, попросит, чтобы я перекантовался где-нибудь в другом номере отеля, т.к. наш (а Вовка был моим соседом) сегодня будет занят.
В душе Вовчик понимал, что немецкий он знает даже хуже английского, что он просто слишком много выпил и его куда-то не туда занесло. Но отступать было поздно, и он, по возможности вальяжно, с видом германского курфюрста поплыл в сторону ничего не подозревающей жертвы обстоятельств.
Я не знаю, зачем Вован вообще к ней пошёл, его никто не заставлял, никто от него ничего не ждал и всем вообще было пофиг. Мне же было дико любопытно чем закончится весь этот фарс, поэтому я один из нашей компании с интересом наблюдал за происходящим действом, неспешно потягивая пиво.
С каждым шагом наш гордый дамский угодник всё больше надеялся, что фрейлина не знает этот самый его «собаче-немецкий», тогда он мог бы с мнимым сожалением что-нибудь ей на нём прокашлять и грустно удалиться — дескать, упустила ты милочка свой шанс.
Как в таких случаях чаще всего и бывает, вышло всё иначе! На Вовкин вопрос, который, собственно, и был всем тем немецким языком, который он знал со школы: «Шпрехен зи дойч?» девушка, утвердительно кивнув, ответила «Йа» и вопросительно посмотрела на меняющегося в выражении лица Володьку. Это был удар палача. Вовчик, выпучив на блондинку глаза, молча завис...
Шли долгие секунды. Мир замер в ожидании развязки. Чем дольше он обездвижено молчал, тем нелепее становилась картина.
Не найдя в голове ничего умнее, Вовка, спустя почти двадцать секунд после полученного ответа просто сказал: «Экскюзми йопт», — таким образом, положив конец и диалогу, и знакомству в целом. В этот момент я, заржав от такого неожиданного поворота событий, подавился пивом, и оно пеной хлынуло у меня из носа, причём так обильно, что все присутствующие с отвращением обратили на меня внимание, а Вовчик, удачно воспользовавшись моментом, быстро скрылся в общем туалете. Объявился он через несколько минут, когда я, всё ещё откашливаясь и вытирая салфетками стойку бара, заприметил его крадущимся в сторону лифта по стеночке за спиной у его ничего не понимающей избранницы...
Когда я зашёл в номер было темно, Вовка, отвернувшись к стене, делал вид, что спит.
Обратно летели молча. На вопрос стюардессы, адресованный Володе: «Вам чай или томатный сок?», Вовка утвердительно гаркнул: «Томатный сок йопт». Европа закончилась...
