Не нужны никому: что происходит с животными за стенами городского приюта

Который построили в угоду ЧМ-2018

Как мы это сделали
29 мая 2018-го после пятилетних требований в Саранске наконец-то открылся первый в истории города приют для бездомных животных стоимостью 12 000 000 рублей. По местным телеканалам разлетелись видеорепортажи СМИ: в кадре грустные собаки в клетках и чистенькие медкабинеты. Мэр города говорит на камеру, что все это строилось не ради чемпионата — он просто стал импульсом, но тем не менее приют сдали как раз к началу мундиаля, не успев даже закончить ремонт во втором корпусе.
В отличие от городской администрации, волонтеры Саранска оказались не так воодушевлены открытием: боялись, что все заботы о приютских животных лягут только на их плечи, а само заведение станет концлагерем для братьев наших местных.

Боялись не зря. Не прошел и второй матч, как в группах зоозащитников стали появляться посты: в приюте не хватает рук, не хватает еды, клетки заполнены не только уличными, но и домашними собаками и кошками, больные хвостики находятся в одном помещении со здоровыми, животные умирают… Обращаться за помощью не к кому: у приюта нет руководителя, нет даже юридического лица.

Поднимать тему в СМИ волонтеры не хотят — боятся, что вход в приют им будет заказан, и животные останутся одни — без еды, выгула и медицинской помощи

Мы решили съездить в приют и посмотреть, что там происходит. Хватило двух часов, чтобы понять, что этому месту срочно нужна помощь.

11:00

Перед поездкой заходим в магазин и закупаемся гостинцами для четвероногих: гречка, рис, тушенка, паштет, творог, ряженка, сухой корм. Приют находится почти за городом, поэтому берем такси. Через 15 минут дороги таксист не выдерживает и спрашивает, куда это мы собрались с таким баулом — «в приют, к бездомным животным». Нет, не слышал о таком. Проходит еще 7 минут, и мы подъезжаем к месту назначения. Не доходя до ворот слышно, как внутри скулят и лают собаки. Одновременно с нами к приюту подходит девушка с охапкой картона — подстилки в вольеры. Спрашиваем, пускают ли сюда посторонних, она отвечает, что только волонтеров и только по пропуску. Но она может нас провести, раз мы не с пустыми руками. Заходим.

11:40

За воротами, если не обращать внимание на вой, все кажется не таким уж и страшным. В пяти метрах от ворот стоит амбар из вагонки — первый корпус для собак. Справа от него четыре вольера, из крайнего настороженно поглядывает лохматый пес. Обходим амбар, во дворе на скамейке сидят четыре девушки — курят и устало о чем-то переговариваются. Похоже, у волонтеров перерыв. Возле девушек на земле, напичканной галькой, резвятся несколько собак.

Спрашиваем у волонтеров, куда положить еду — кивают на кладовку. Проводить до нее нас вызвался веселый черно-белый пес, на ходу он лижет нам руки и засовывает голову в пакет: что там вкусненького мне привезли? За дверью кладовки среди ведер и банок лежат пакеты с едой, сухим и влажным  кормом для собак и кошек — еду привезли сами волонтеры и неравнодушные жители города.

Пес продолжает крутиться возле нас, встает на задние лапы, подставляет под руку голову и мокрый нос, с удовольствием гладится. Идем обратно, лавочка уже пустая. Навстречу из амбара бежит очень худая дворняга, за ней пять щенков-подростков. Заходим внутрь, в нос сразу бьет запах собачьих экскрементов. На бетонном полу, среди них же, развалились еще несколько собак.

Все при виде нас виляют хвостами, встают на задние лапы, упираются в колени, заглядывают в глаза и пытаются лизнуть в лицо. Пока гладимся, насколько хватает рук, из приемной выходит местный ветврач Александр Николаевич Козин. Спрашиваем, как здесь дела. «Какие дела? Воды горячей нет, газа нет, отопления нет, никого нет. Вон волонтеры приходят, сами убирают, сами кормят, сами лечат. У меня уже голова пухнет. Звонил в ЖРСУ — мы на их балансе находимся, просил помочь. Сначала обещали-обещали, а потом говорят: „Задолбал ты звонить“. Вот я больше и не звоню».

12:00

Спрашиваем у Александра, чем можем помочь, врач отправляет нас убирать вольеры у собак и кошек. Заходим в его кабинет за перчатками.

На полках несколько пачек с лекарствами — все закупают волонтеры или привозят посетители, государство ничего не выдает

С перчатками направляемся к соседнему зданию, где на втором этаже сидят коты и кошки. Из свежего ремонта только зеленая краска на двери — отблеск потраченных 12 миллионов рублей.

Экскурсоводом стала все та же черная собачка по кличке Цыганка. Следом за ней заходим в здание, где до сих пор идет — точнее, стоит — ремонт.  Похоже, с первого репортажа от 29 мая дело здесь так и не продвинулось.

Повсюду инструменты, строительные леса, мешки с цементом, грязь. К стене придвинут стоит стол с остатками еды — наверное, обед рабочих, но их самих не видно. Проходим несколько полупустых комнат и оказываемся в коридоре, где лежат ведра, тряпки, пакеты с мусором, кошачьи наполнители, корм.

Напротив друг друга две двери: за одной сидят кошки на карантине, за другой — все остальные. Позже выясняется, что никто тут уже не знает, где больные и здоровые — все перемешались. Заходим в комнату-карантин, здесь в клетках шесть кошек, включая котят.

Некоторые начинают шипеть на забежавшую за нами собаку, другие безучастно лежат. Один котенок сразу бросается к дверце клетки, просовывает лапки, мордочку, мяучит, пытается выбраться. На полу большая клетка, по которой, как Маугли, мечется и пищит месячный полуслепой котенок. Его привезли сюда недавно, волонтеры боятся, что здесь он не выживет. Та самая девушка, которая принесла в приют картонки, решает забрать его домой.
Кошек, в отличие от собак, на прогулки не выпускают — вдруг убегут, заразятся инфекцией или заразят других. Правда, на наших глазах тому самому котенку все-таки удается выбраться, и он тут же прячется за клетки.

Недавно по приюту прошла эпидемия — умерли несколько собак и кошек, но никто не знает, от чего

Александр Козин грешит на чумку, энтерит или отравление. А еще на волонтеров, которые приходят и лечат всех, как им вздумается, кормят, когда хотят. В приюте нет распорядка и системы, а главное — нет руководителя. Каждый день сюда приходят убираться и кормить животных две девушки — по очереди. Пока они убирают вольеры у собак, проследить, что происходит у кошек, нет никакой возможности, и наоборот.

12:15

Идем в другую комнату, там уже убираются две девушки: чистят лотки, наливают еду в миски, кладут корм. Кошки лежат и молча поглядывают из-за решеток.

Только один котенок-подросток надрывается в углу, хочет выбраться. В соседней клетке худющая кошка забилась в угол, ее сосет новорожденное потомство. 

Из всех тридцати жильцов второго корпуса только один котенок выглядит веселым и бодрым. Наверное, потому, что на его клетке записка: «Заберут 26.07.18».

На других клеток обещающих надписей нет, зато приклеены листки А4 с рецептами от врачей. Кто и когда делает назначенные уколы и лекарства — неизвестно.
Выходим и замечаем комнату с приклеенным тетрадным листком на двери: «Сидит Британец лечить!». Внутри посреди пустой комнаты стоит клетка, в ней шикарный серый кот.

Заметив нас, кот начинает мурчать и ластиться о стенки клетки. Спрашиваем у девочек, почему он сидит тут один — отвечают, что чумка, но это не точно, на всякий случай. До него уборка еще не дошла, поэтому сами принимаемся за чистку.

12:30

В грязный лоток с какашками кот перевернул свою миску. По клетке рассыпана еда. Берем лоток и спускаемся вниз к умывальнику. Вслед девушки кричат, что его лоток нужно мыть с белизной. Пока ищем, где тут туалет и белизна, натыкаемся на операционную — с 29 мая ей тоже никто так ни разу и не воспользовался.

Полки пусты, никаких лекарств и медицинского оборудования. Все-таки находим, где помыть лоток — из стены на первом этаже торчит кран, под ним поставлено ведро. 

Под ледяной струей отмываем от дерьма кошачье приданое, несем обратно. Пока вычищаем клетку, застилаем чистую пеленку и насыпаем корм, красавчик британец разгуливает по комнате, трется о стены и наши ноги — рад, что наконец-то вышел из заточения. Но спустя пару минут приходится загонять его обратно в клетку. Кот смотрит  жалобными огромными глазищами, но не царапается и не кусается, а обреченно заходит внутрь. Закрываем клетку и быстро выбегаем, стараясь не оборачиваться и поскорее проглотить комок, который вдруг встал в горле. 

12:45

Возвращаемся в амбар. Две девушки-волонтера отмывают клетки. Собаки бегают гурьбой туда-сюда, чуть не передрались из-за косточки. Осматриваемся. В этом корпусе, в отличие от кошачьего, есть туалет с унитазом и раковиной, кран на которой ходит туда-сюда, как собаки. Кругом ведра, миски, тряпки, чистящие средства. Чуть дальше комната с душевой кабиной, но кого тут мыть под ледяной водой?

В туалете возле раковины стоит одна из тех девушек, которая приезжает сюда через день и моет посуду. На вопрос, сколько здесь всего собак, тихо отвечает: «Раньше было много, почти все клетки были заняты. Жили даже очень крупные собаки. Кого разобрали, кто умер. Берут больше кошек, конечно. Собаки-то здесь все дворняги, а людям подавай породистых да маленьких, типа чихуахуа». Предлагаем помощь — соглашается, замечая на ходу, что у собак мало кто хочет убирать. Если и приходят помогать, то в основном идут к кошкам.

В одной из клеток спит собака. Рядом стоит миска с гречневой кашей, над которой уже летают мухи. В углу куча. Начинаем убираться, складываем в большие черные мешки для мусора испачканные тряпки и грязные картонки. То, что попало на доски, приходится оттирать руками. Спасибо за перчатки, которые все еще есть в веткабинете.

13:00

За уборкой слышим, как волонтеры обсуждают сложившуюся ситуацию. Из разговора понятно, что тема переговорена десятки раз, все реплики звучат как самоуспокоение. Девушки пытались обратиться за помощью к Петру Тултаеву лично, но до него невозможно дозвониться, на месте его никогда нет — проблем в городе у мэра масса и помимо приюта. Одна безнадежно заявляет: «Да разве будет он с нами говорить?». В улучшение ситуации здесь никто не верит. Но все еще верят в конец лета: мэр обещал, что к этому моменту второй корпус достоится, и работа в приюте будет налажена, официально наймут еще людей.
По словам Александра, не считая волонтеров, здесь работает только он и еще один помощник. Поступали звонки от горожан, которые хотели устроиться, он дал им контакты, но так никто и не объявился — наверное, вакансий нет. На ночь ЖРСУ присылает в приют сторожа. На этом все. 

Что будет дальше, Александр не знает, но думает, что если работа наладится, то волонтеров сюда пускать не будут: «Больно уж лечить могут».

13:30

В первом корпусе есть еще один зал — закрытый. За дверью ютятся больные собаки, в основном щенки. Их на прогулку не выпускают, песики бегают по комнате. Остальных собак тоже сажают в вольеры. многие начинают скулить и лаять, но так надо — девочки собираются мыть полы. Выходим на улицу, продолжая разговор на вечную тему «как быть дальше». Ветврач устало разводит руками и говорит, что он один со всем справиться не может, волонтеры жалуются на отсутствие персонала, руководителя и системы, никто никого не слушает. Люди с улицы приходят, хотят помочь, а в итоге дают не те лекарства и кормят не вовремя. В приюте нет никакой санитарии — от больных на обуви и руках тащатся болячки здоровым, хотя в этой анархии никто уже толком не знает, кто больной, а кто здоровый. Животные в приюте страдают и умирают,  а ведь он должен был им помочь. Звучит фраза «На улице у них было бы больше шансов выжить».

14:00

Оглушенные выходим за ворота. Внутри остаются ветврач, за два часа не осмотревший и не уколовший ни одно животное, его помощник, помощи от которого мы не видели, три взмыленных волонтера, 36 кошек и 24 собаки с грустными глазами, не понимающие, зачем их сюда притащили и как долго будут держать. Многим повезет — их заберут домой, как уже забрали полсотни. Кто-то погибнет из-за антисанитарии и инфекций. А кто-то так и останется сидеть в неуютной клетке на ссанных картонках, ожидая, пока в людях сверху проснется человек.