Погуляли с фотоаппаратом, спустились в подземный переход, зафиксировали наскальную живопись (читайте: вандализм).
Как мы это сделали
Просто прошлись по району, поговорили с людьми и записали впечатления.
Путь начинается с подземки. Чем-то люди определенно руководствуются, когда решаются нанести на стену надписи «система падет», «Depo» или «красивый квадрат». Заставляет задуматься, но, как правило, смысловой нагрузки в себе никакой не несет. Или несет, но для слишком искушенной публики. А может это и вовсе сделано для того, чтобы подземный переход выглядел как можно более аутентично.
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
Это как пересечь Нарнию, а на выходе увидеть граффити с изображением Георгия Жукова. Видели мы его еще с противоположной стороны, но сфотографировать маршала мешали машины. К слову, изобразили портрет полководца на Косарева, 19а с разрешения Петра Тултаева и в рамках проекта «Герои РФ».
Сейчас здесь спокойно. Мы спускаемся вглубь Химмаша и ощущаем, что ступили на неизведанные лично нами земли. Как правило, человек живет внутри своего района, выезжая за его пределы чаще по необходимости, нежели из страстного желания «изгулять» весь город. Точкой вашего назначение в самых редких случая окажется, такой далекий от, например, Светотехстроя, Химмаш. Каждый район города — отдельный мир, он даже пахнет по-своему.
И пока мы продолжаем спускаться вниз, к школе № 32, обнаруживаем допотопный ларек, который, к слову, до сей поры работает и соседствует с «Магнитом». Мозг быстро рисует картинку, как человек, обуреваемый вечерней тоской или скукой, бежит к этому ларьку-маяку за бутылкой «Горьковского» или за «Балтикой 9». Здесь ветрено, и не то, чтобы ходят люди. Редкие прохожие курсируют в неизвестных направлениях и не могут подсказать, как найти детскую библиотеку. Одна — на Гожувской, вторая — далековато отсюда, рядом с Никольской церковью. Но никто будто об этом не знает.
Отделение полиции в жилом доме выглядит весьма комично. Тут либо не устраивай вечеринок вовсе, либо жди, что снизу постучат.
Культура малых форм благоустройства в виде скамеечек и столиков порой тоже удивляет аутентичностью.
![]() |
![]() |
![]() |
Доходим до 32 школы и видим бывшее общежитие, ныне там «малосемейки» — у людей своя кухня, туалет с ванной и маленькая комнатка.
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
Натыкаемся на чье-то складское помещение. Здесь все будто из другого времени — не наша история. О 2019 напоминают разве что детские площадки — сравнительно новые. В остальном, то ли век минувший, то ли подобие Чернобыля.
![]() |
![]() |
![]() |
Но мы спускаемся еще ниже. Хотим увидеть громоотвод и электрическую подстанцию. Приходится миновать гаражи, в которых, помимо объявлений о сомнительных телеграмм-каналах, обнаруживаем голубятни. На наше счастье нас замечает хозяин:
— Дяденька, может, выпустите голубей, фотографии сделаем.
— Для газеты что ли?
— Для газеты.
Дальше суровый мужчина молча уходит в гараж. Нам то ли ждать, то ли не надеяться, но через минуты две он выходит с ключами и открывает голубятню. Там 50 голубей, всех хозяин выгоняет наружу, на крышу.
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
Мы уходим с какой-то наивной радостью, потому что он нам не отказал. По пути к громоотводу находим магазин, работающий с 11:00 до 2222 года.
Щелчок фотоаппарата, и в объективе сначала магазин, потом громоотвод с подстанцией на фоне.
На этом заканчиваем и выходим к остановке: «Торговый центр», чтобы на 17 автобусе укатить в привычный и не скрытый от посторонних глаз Центр — мир университетской башни, двух площадей и оживленных улиц, где, если зайти в первый двор, увидишь, вероятно, все то же, что увидел на Химмаше, но в менее шокирующих масштабах.
Да, мы видим Химмаш таким. Сквозь призму незнания, что здесь было раньше и сквозь впечатления от районов, вроде беспощадно аляпистого и нарочито разукрашенного «Юбилейного», наш сегодняшний герой — старый недобрый Химмаш — предстает в совершенно мрачных красках. И мы еще плохо знаем, что здесь было прежде...
А было вот что.
Разговаривая с людьми, которые на Химмаше жили в лихие 90-е, ты будто погружаешься в сериал «Бандитский Саранск». Группировки, местные авторитеты, грабежи, поножовщина. Пообщались с жителями.
Андрей Максимович, 42 года
Я жил на Химмаше с 1991 года. Где сейчас находится «Заречный», была спортивная площадка для игр в хоккей. Больше, считай, ничего и не было — частный сектор. Рынок находился там, где подземный переход.
Мы жили на Косарева, в 16-этажках. Опасное было время, это известно. Со мной историй происходило — всю жизнь вспоминать можно. Однажды с девчонками допоздна загулялись, о времени только в 11 вечера спохватились, пошли девочек провожать на другой конец района. Там «упыри» с ножами набросились. Одного мальчишку пырнули в живот. Сапоги могли снять, одежду, но этим просто драка нужна была. Я сразу отцу звонить, чтоб друга к врачу знакомому отвезли. Благо, никакие внутренние органы задеты не были, зашили быстренько и все. Мы на следующее утро 10 человек друзей собрали, поехали этих дураков искать. Нашли. Избили. Милиция в такие дела не ввязывалась особо — боязно. Участковые только потом к каждому на квартиру ходили — просили заявление забрать.
Школьники-наркоманы целыми бандами бегали. Били молотком по голове и ценности снимали. У меня так часы позолоченные украли и ремень.
Ларьки процветали, потому что работали круглосуточно — продавалось пиво, водка и шоколадки. Бабки у школ стояли, торговали сигаретами поштучно с картонок. Тоже самое происходило, и с жвачками, и с пирожками.
Елена Сергеевна, 40 лет
Химмаш меняется. Говорить, что тут все, как «при царе Горохе» осталось, извините, не правильно. Рынок отстроили, «пожарку», тут вообще частный сектор был в, так называемые, «лихие годы», парк открыли. Да, пейзаж, конечно, не как в «Юбилейном», но над районом работали, однозначно. Дома строились, магазины, да и сильной разрухи или бандитских отголосков я, честно говоря, сейчас не вижу. Что же касается хрестоматийных девяностых, на Химмаше я тогда не жила, зато жил мой муж. Лично я хорошо помню, как во время учебы в школе от класса выбирали родителей, которые до 22:00 будут патрулировать улицы — пытались хоть как-то обезопасить.
Муж жил на Лихачевой, у него однажды друга подстрелили — шесть сквозных ранений.
Моему отцу в спину стреляли, он после этого ружье купил и два пистолета, меня из пистолета учил стрелять, если вдруг домой придут. Жил в центре, а пулю на Химмаше получил, благо все обошлось.
Анна Евгеньевна, 32 года
Так называемые «лихие 90-е» я не застала, нам достались их отзвуки в начале 2000-х. Вспомнить есть что, безусловно, да и параллель с сегодняшним днем тоже можно провести.
Местом молодежных тусовок были отнюдь не кафе и торговые центры, а веранды детских садов. При этом, нужно было хорошо понимать, какая группировка «прописала» себе тот или иной сад, чтобы проблем избежать. Все заборы школ и садиков имели бреши в виде огромных «дыр» — это, к слову, и облегчало проход на территорию. Но каким образом эти нюансы в заборах появляются, я поняла благодаря одному случаю: разборки между теми или иными формированиями — весьма частое явление в те годы. Ходили кучка на кучку, класс на класс, двор на двор, школа на школу. Однажды две школы забили друг другу «стрелку». Наши ребята собрались у школы и каждый принёс свою вариацию оружия: кастеты, фунты (железные прутья), дубинки — вооружились, как могли. Всю эту нездоровую «движуху» по каким-то своим каналам узнаёт завуч по воспитательной работе. Авторитет её, не смотря на все «понятия», был непоколебим, да и сейчас таковым остается — непререкаемым. Бойцам оружие пришлось сдать и уйти от завуча с миром.
Но не прийти на «стрелку» было позором, и на встречу врагу пришлось мчаться налегке, по дороге разбирая и превращая в новое оружие всё, что попадалось под руку: скамейки, деревья и, конечно же, забор ближайшего садика. Который, к слову, еще долго после этой истории стоял сильно потрёпанным памятником беспределу.
Еще вспоминается картина, которая в 1999 году никого особо не заинтересовала, но сейчас вызвала бы общественный резонанс уж точно. Произошло всё в гаражах за платной стоянкой по улице Сущинского, там есть такая не то дорога, не то «народная тропа», соединяющая жилые дома и завод «Резинотехника». Гаражи, ручеёк, кусты — городская природа в самой аутентичной своей ипостаси. Отправились мы туда с подругой «воздухом подышать». Идём беседуем, обгоняет нас машина и скрывается за кустами. Обычная «Нива», в ней два, как тогда казалось, взрослых дядьки, в очках солнечных с серьёзными «фейсами». И всё бы нечего, но через минуту она уже горит в этих кустах, а дядек и след простыл. Киллеры, решили мы с подругой и продолжили свой путь. Сейчас, даже самой тёмной ночью на самом заброшенном пустыре Химмаша, увидев горящую машину, я не буду так спокойна. Старею, вероятно. А тогда и ухом не повели.
Наталья Алексеевна, 35 лет
Что я могу сказать о Химмаше? Район, как район. Ничего страшного здесь сейчас, разумеется, не происходит, по вечерам ходить не страшно — горят фонари. Из «лихой» юности больше всего запомнились женские группировки. Девчонки дрались, как мужики, ездили на разборки, были свои авторитеты. Да, все это было. Нас однажды чуть не убили, хотя ни в какой группировке мы не состояли, просто толпа девчонок приехала разбираться. Страшно представить, что там из них выросло. С другой стороны, из всех детей 90-х что-то выросло, и многие добились достойной жизни.
Светлана Васильевна, 57 лет
Ассоциация с девяностыми? Безработица, голод, холод. Если не смотреть в сторону Арены-тыквы, то Химмаш остался таким же, какой был — серые литовки, ободранные, замазанные панели. Сплошная серость, за редким исключением. Химмаш 90-х лично у меня ассоциируется с тремя Кинг Конгами — Косарева, 13, три корпуса.
Да, сейчас, когда у нас все сравнительно неплохо, все мы видим город по-разному. Зато события 20- , 30-летней давности у всех отложились в памяти разными историями, но приблизительно под одним и тем же углом.
Химмаш — это вам не «Юбилейный». Может, нам и хочется, чтобы весь город был цветным и разукрашенным, но всему свое время. Когда-нибудь и скрытое от глаз станет красивым и приятным, а фотографии станут эстетичными, а не аутентичными, какие получились у нас сегодня. Вопрос один: произойдет ли это когда-нибудь? И если произойдет, то как скоро?
Сегодня наш репортаж вышел таким, но уже завтра всё может измениться.