Актеры говорят о театре — много и с большой любовью
Как мы это сделали
Саша Хоровод: Это очень долгая история. Первый спектакль Национального театра я посмотрела в 2019 году — это был фестиваль «Штатол», мы с друзьями пришли смотреть «Куйгорожа» и для меня было удивительно вообще все, начиная происходящим на сцене, заканчивая синхронным переводом. А первая мысль была: «Вы серьезно? Спектакль на мордовском?» — шли от нечего делать и потому, что билеты достались бесплатно, а в результате вдруг открыли для себя, что Национальный театр и национальные спектакли — это вообще-то мощная история. Куйгорож показался идеальным воплощением отрицательного героя, который не имеет печального бэкграунда, его оправдывающего, как сейчас модно со злодеями. Потом посмотрели «Дочь некрещенного мордвина», уходили глубоко пораженные, чуть ли не со слезами на глазах. Дальше театр из моей жизни пропал, но в 2020 году я наткнулась на аккаунт Национального театра в Инстаграме и вспомнила свои впечатления. Захотелось в театр, а возможности не было.
В результате в Национальный я попала только летом 2021 года (забыв о нем, собственно, еще на год) когда эта статья уже во всю готовилась. Мы задумали большую статью про театр в мае, созвонились с Сашей Батыревым, актером Национального, он сказал приходи, сделаем. Такой помощи в подготовке материала, признаться, не ожидали. Чтобы вы понимали, Саша сам договаривался со всеми артистами об интервью, мне оставалось только включить диктофон и слушать. Если бы он нас не координировал, статьи бы не было.
Летом я приходила в театр, чтобы взять интервью раза четыре и возвращалась в офис с каким-то неуемным желанием работать. Наверное, у артистов есть поразительная способность заряжать любовью к своему делу. Это история о том, что от них не устаешь. Бывают интервью, с которых ты возвращаешься вымученным, глубоко уставшим, с ужасом представляя, что с текстом еще нужно работать, а тут этого почему-то не было. За 4 дня в Национальном я узнала о театре больше, чем за всю жизнь. А история про то, что в театре все друг с другом соперничают и строят козни, оказалась не про этих людей, не про этот театр. Я это пишу не потому, что они мне так рассказали, а потому что я это видела. Там такая классная атмосфера, такая любовь к искусству!
Осенью мы были еще на паре спектаклей: «Пижама на шестерых» — потрясающая смешная комедия положений, «Эрьзя. Летящий к свету» — летом этот спектакль только репетировался, в статье есть интервью с режиссером этого спектакля Борисом Манджиевым, «Его донжуанский список» — спектакль в малом зале, с Антоном Саранкиным (гениально играет Куйгорожа в одноименном спектакле), Ольгой Земсковой и Алексеем Еграновым (режиссером спектакля) в ролях. И, конечно, «Ромео и Джульетта» — я несколько раз ловила себя на мысли, что хочу перемотать и пересмотреть некоторые моменты еще раз. Это такое классное зрелище, я много слышала об этом спектакле, но такого поразительного действия уж точно не ожидала.
Мы собирали материал для статьи с лета 2021 года и теперь, в ноябре она наконец-то готова. Спектакли «Эрьзя. Летящий к свету» и «Не все коту масленица» по Островскому, о которых мы говорим, как о планируемых, уже можно смотреть в театре.
Резюмирую, сейчас будет очень много букв о большой любви, но они точно стоят вашего внимания! Если вы не готовы осилить все и сразу — воспользуйтесь меню для более удобной ориентации в тексте.
1. «Театр – вещь зрелищная, зрелище должно подаваться ярко»
Аверкина Марина Петровна — актриса театра. Если бы я встретила Марину, предположим, в каком-нибудь супермаркете, я бы наверняка поняла, что она именно актриса, это прослеживается во всем – в жестах, интонациях, голосе, подаче себя. Она расскажет о театре все с самого начала – как случилось, что в городе появился Национальный театр
2. «Зрителя невозможно обмануть»
Анисимов Андрей Иванович — режиссер театра. Андрей Анисимов не просто режиссер, но еще и актер Национального театра. Он расскажет, как в его голове появляется то, что мы впоследствии видим на сцене.
3. «За весь спектакль я выпил грамм 300 коньяка»
Женя Акимова, Паша Михайлов — актеры театра. Паша по первому впечатлению похож на шоумена – на нем были желтые солнечные очки и оранжевые кеды, он расскажет, как пил на сцене коньяк. А Женя самая настоящая Джульетта и у нее театральная семья, муж тоже работает в Национальном театре. В один из дней, когда я пришла на интервью, в гримерке смотрел мультики ее сын. Кажется, это тот случай, когда у тебя классное детство – «Расскажи о профессии своих родителей». – «У меня мама и папа актеры, они играют в одном театре».
4. «Театры больше не сувенирные картинки с костюмами, которые вовсе никому не интересны»
Борис Наминович Манджиев — режиссер. Ради этого интервью я пропустила зачет в универе, но того стоило! Борис Наминович расскажет о спектакле «Эрьзя. Летящий к свету» (который уже можно посмотреть в театре), о моде на национальные языки, о человеческой тоске по своим корням и о том, какое будущее ждет национальные театры.
Чудаев Тимофей, Гудожникова Елена, Биушкина Таня — актеры театра. Яркий пример того, как легко разные поколения уживаются вместе и общаются на равных. Говорим о допустимости запрета спектаклей, о ролях на сопротивление и о зрителях, которые хохочут в голос.
6. «Я вообще не лидер, я всегда второй номер»
Саша Батырев — актер театра. Именно благодаря Саше статья состоялась. Он расскажет о своих отношениях с самокритикой, главных ролях и почему молодежь с трудом идет в театр. Саша, мы знаем, что ты это читаешь! Пользуясь случаем, пусть ты и считаешь себя «вторым номером», но мы впервые столкнулись с таким желанием помогать нам с нашей выдумкой! Самое настоящее спасибо.
7. «У меня через два года будет заслуженная пенсия, и до нее мы должны попасть на Золотую Маску»
Светлана Ивановна Дорогайкина — директор театра
Саша Батырев, Жена Акимова — актеры театра
Когда у руля такой руководитель, дела неизбежно пойдут в гору. Светлана Ивановна Дорогайкина расскажет о Золотой Маске, о лучшем театре города и о критике Национального.
И так, занавес закрывается, остаются артисты.
«Театр — вещь зрелищная, зрелище должно подаваться ярко»
Аверкина Марина Петровна, Заслуженный артист РМ
Если бы я встретила Марину, предположим, в каком-нибудь супермаркете, я бы наверняка поняла, что она именно актриса, это прослеживается во всем — в жестах, интонациях, голосе, подаче себя. Она расскажет о театре все с самого начала — как случилось, что в городе появился Национальный театр.
Действие 1. Щепка
Марина закончила школу с золотой медалью и поступила в театральный с первого раза. Это был набор в Щепкинское училище, на тот момент заслуженная артистка РМ заканчивала шайговскую школу, попытать свои силы звали тех, кто был двигателем всей школьной самодеятельности. Сначала отбор прошел в Саранске, потом повторился в Москве. На курсе было 6 девочек, в Саранск вернулись вчетвером — Марина Аверкина, Галина Самаркина, Ида Алексеева и Валентина Ермошкина. Они вернулись из Москвы и открыли театр — первый Национальный находился в старинном здании, сейчас это музей мордовской народной культуры.
Действие 2. Первый Национальный
Директором театра стал одногруппник Марины, Олег Комков. В человеческий вид здание, которое предоставили национальной студии, приводили самостоятельно «сами ремонтировали, сами шлифовали паркеты».
Когда ребята вернулись в Саранск, поняли, что, играя спектакли только на мордовском языке, они не выживут. С ними в Мордовию приехал режиссер Виталий Григорьевич Черменев, он поставил четыре спектакля на мокшанском и эрзянском и два на русском языке.
Зал был небольшой, всего 70 посадочных мест, он всегда был полон зрителей. Все спектакли выходили с танцевальными и вокальными номерами — над «Анахоретами» Пудина с артистами работал Владимир Ромашкин, основатель «Торамы».
«Уникальный человек, мы с ним очень дружили. Виталий Григорьевич Черменев сразу сказал, что в «Анахоретах» ему нужна народная душа. У спектакля был очень хороший фольклорный костяк, все песни, которые в нем звучали, Ромашкин привозил на бобинах — это были плачи, песни. Однажды мы слушали с ним народный плач, и он меня спросил: «Ты это слышишь?», а у меня слезы градом. Он мне говорит:
«Бабушка, которая пела и плакала, когда закончила песню, подняла голову и спрашивает спокойным голосом: „Ну чего еще спеть, сынок?“
То есть у них это получается на каком-то подсознательном уровне».
Действие 3. Интервью
Марина, у вас не было мыслей остаться в Москве?
Нет, мы были полны энтузиазма. В Национальном театре случались и тяжелые времена, но я никогда не жалела, что вернулась домой. Это уже судьба, мы работаем в уникальном театре, стараемся поддерживать дух студийности. У нас и молодежь это хорошо понимает, потому что всегда основа притягивает к себе таких же людей.
Наши зрители и даже актеры других театров признают, что у нас в коллективе очень сильна ансамблевость — каждый играет другого, никто не тянет одеяло на себя. Для театра это самое важное — есть главный герой, его играют все остальные. Спектакль распадется, если кто-то начнет тянуть одеяло на себя. Это касается и главной роли в том числе — главный герой играет остальных, свое окружение, понимаешь?
Перед вами никогда не стояло выбора — кино или театр?
Когда мы закончили «Щепку», кино снимали очень мало. Москва снимала одну-две картины. Тогда начали процветать театры, они организовывались стихийно, в подвалах. А вот кино тогда стало затухать, плохо давали деньги. Сейчас штампуют сериалы, потому что они приносят доход, а тогда был какой-то перестроечный момент — сериалов еще не создали, а хорошее кино снимать было не на что.
А сейчас?
Дело, наверное, в том, что я очень люблю свою республику, свои корни. В Мордовии ведь очень комфортно жить. И в плане природы, и в плане ритма жизни. Мы живем в свое удовольствие, никуда не торопимся, надо это ценить, в Москве такого не будет — ты будешь крутиться как белка в колесе, половину жизни проведешь в дороге, ни друзей, ни родителей, будешь просто строить карьеру. Москва — это ведь не панацея. Ты знаешь, если мне дают роль, я начинаю ее продумывать, то есть действовать, это очень интересно. И неважно, в каком зале играть, на 1000 или на 300 мест.
Нет огорчения от завышенных ожиданий, если на спектакле что-то пошло не так?
Бывает. Спектакль прошел не так, как хотелось, зрители не так отреагировали. С опытом понимаешь, что не может всегда быть хорошо, случаются и провальные вещи. Актеру это необходимо, иначе он зажиреет. В нашей профессии необходимо постоянно доказывать, что ты что-то можешь.
Были мысли уйти из театра?
Нет, даже когда была перестройка, когда нам по полгода не платили зарплату, я просто находила, где еще можно заработать. Мыслей уйти никогда не было, не жалею ни капли. У меня 30 лет стажа, я люблю свой театр и предана ему.
У вас есть любимые роли?
Да, мне очень нравится роль матери Джульетты. Она, конечно, не совсем положительная, поскольку мама главной героини — это весьма эгоистичный персонаж, такой ее увидел режиссер этого спектакля Алексей Васильевич Истомин — мастер своего дела, с ним очень приятно работать, он живет театром. С другой стороны, может быть именно такой ее создал сам Шекспир, все-таки маме было не до девочки, ее воспитанием занималась няня.
Бывает, что роль не нравится?
Бывают роли на сопротивление, когда в роли тебе приходится говорить жестокие слова, делать жестокие вещи, а в жизни ты совсем не такой человек. Но именно такими ролями мы учим зрителя быть добрее, показываем, что жизнь наказывает за злобу. Человек ведь должен проявлять свои лучшие качества — не надо идти по головам, ни к чему хорошему это не приводит. А вообще, у нас очень продвинутая молодежь, вы уже и сами понимаете, что доброта — это экологично.
Не любите отрицательные роли?
Я очень много играю ведьм, поэтому, как я могу их не любить. Может, я их немного смягчаю в силу своего характера. Мне очень нравится комедия положений Марка Камолетти «Пижама на шестерых». Актерские данные в таких спектаклях проявляются с трудом, там речь скорее о полной вере в обстоятельства. Я вообще редко смеюсь над пьесами, как правило, это потом ты понимаешь, в каких местах можно сделать смешно, а тут смешна сама пьеса, потому что в ней все друг друга дурят.
На какой спектакль Национального театра сходить с семьей?
Если у вас есть дети, обязательно сходите на «Уроки радости» — это спектакль о доброте для семейного просмотра. У меня в нем, к слову, отрицательная роль, мне приходится постоянно себя преодолевать, режиссер буквально требовал от меня эту жестокость. И тем не менее, этот спектакль несет очень правильный воспитательный посыл. Когда мы поставили спектакль впервые, все классные руководители 12 гимназии привели посмотреть свои классы и до сих пор водят.
Есть хороший мюзикл по Чехову «Каштанка», нам его ставила режиссер кукольного театра Лилия Владимировна Шахова.
Бабушку, например, можно сводить на «Ретро» — история о том, как дочь привозит из деревни отца и понимает, что ему одному скучно, к тому же они с ним совершенно разные люди. Ее предприимчивый муж находит тестю трех невест: первая — медсестра из психиатрической больницы, вторая — бывшая балерина, третья — учительница, которая уже не преподает, а сидит на вахте. Это просто уморительная комедия.
На какой спектакль пойти с друзьями?
«Пижама на шестерых», наш фестивальный «Куйгорож» по пьесе драматурга Валентины Ивановны Мишаниной, поставил очень серьезный калмыцкий режиссер Борис Манджиев, так же «Дочь некрещенного мордвина».
Я всем рекомендую смотреть спектакли на национальных языках. «Ташто койсэ» («По старинке») — очень обрядовый спектакль, описывается страшная ситуация начала 20 века, когда женили и выдавали замуж не по любви, она и заканчивается трагично, это очень сильный спектакль на эрзянском языке.
Четверг в нашем театре — это национальный день, в пятницу и субботу играем спектакли на русском языке. Нужно приучать людей к языку, а на национальные постановки необходимы большие деньги, потому что на копейки поставить хороший спектакль просто невозможно — никому не интересны старые декорации и костюмы из предыдущих спектаклей.
На какой спектакль сводить вторую половинку?
С молодым человеком сходите на «Пижаму на шестерых», на «Ромео и Джульетту», на «Вешние воды» по Тургеневу, его тоже ставила Лилия Владимировна Шахова, это очень глубокий спектакль.
Что можете сказать о зрителях?
Зритель у нас просто потрясающий! Зрительный зал всегда прав, они все видят, их не обманешь. Каждый выбирает спектакль для себя — кому-то, например, нравится трагедийность, кому-то нет. У нас есть спектакль «Власть тьмы» по Толстому — страшная вещь, очень трагичная история, этот спектакль однажды пришли посмотреть мои подруги, а после спросили, почему у нас коньяк не продают в буфете.
Я играла в этом спектакле отрицательную роль и очень сильно уставала именно в моральном плане. Один раз после окончания спектакля села за руль, больше так не делала, лучше часа два переждать и потом ехать. Очень тяжело дается, потому что ты настолько погружаешься в эту тему, так веришь в то, что ты делаешь. Все-таки надо иметь какую-то отстраненность — задача в том, чтобы и сыграть правдиво, и себя не потерять.
Мне удивительно, что люди творческих профессий, как правило, мало зарабатывают. Мне кажется, это обесценивает саму профессию.
Да, профессию обесценивают и очень зря, потому что артист — это ведь и пропагандист в каком-то смысле. Американцам, например, платят 20 млн за фильм, они пропагандируют свой образ жизни, свое первенство — это сквозит в каждом фильме. Что это, если не пропаганда? Мы бескорыстно воспитываем общество.
Театр и политика совместимы?
Театр должен нести добро, воспитывать людей в любви к родине, люди должны беречь свою историю, знать, через что прошел наш народ и страна — будь то война, будь то религия. Нужно нести душевные качества, которыми должен обладать человек разумный. А политика это про другое.
«Зрителя невозможно обмануть»
Анисимов Андрей Иванович, режиссер Национального театра
Андрей Анисимов не просто режиссер, но еще и актер Национального театра. Он расскажет, как в его голове появляется то, что мы впоследствии видим на сцене.
Андрей, какие спектакли вы поставили в Национальном театре?
Изначально я актер, но в 2020 году закончил институт развития дополнительного и профессионального образования в Москве, по квалификации режиссер театра. Свои силы в режиссуре начал пробовать еще в 2009 году, ставил детские спектакли, новогодние сказки. В 2011 году поставил «Козни Ведявы» по пьесе Александра Пузина. В 2015 году, совместно с нашей заслуженной артисткой Галиной Яковлевной Самаркиной поставили спектакль «У каждого своя болезнь» по Кузьме Абрамову на эрзянском языке. Автор написал эту пьесу в 1963 году, то есть там есть и веяния коммунизма, и колхоз, однако с согласия сына Пузина мы ее переделали и переместили действие в двухтысячные годы. Хотелось вдохнуть в этот спектакль идею о том, что село еще живо, что молодежь хочет туда приезжать.
К Юбилею Победы я поставил спектакль «Саня, Ваня, с ними Римас» по Гуркину.
«Эти свободные бабочки» — проект малой сцены, мы впервые осваивали камерный зал.
Сейчас работаем над Островским, в 2023 году будет праздноваться его 200-летие, театры потихоньку возвращаются к творчеству писателя, мы тоже не остались в стороне, переводим его на мокшанский язык (переводом занимается мокшанская писательница и поэтесса Марина Аникина).
Расскажите о работе с актерами. Кричите на артистов во время репетиций?
Вы знаете, я, наверное, пока еще не заслужил звание режиссера, я скорее человек, который пробует заниматься режиссурой. Иногда может и приходится прикрикнуть, но чаще всего у нас все очень лояльно и дисциплинированно. Я работаю в театре 18 лет, поэтому всех уже очень хорошо знаю. И в спектакль, как правило, набираю людей, которые хотят работать, которых можно увлечь идеей, поэтому у нас все и получается. Может быть я когда-то приду к диктату, но пока мне нравится работать в сотворчестве, чтобы актер понимал, что мы с ним делаем одно дело.
Как вы придумываете то, что будет происходить на сцене?
Сценарий читается несколько раз, но я верю в то, что самое правильное и точное восприятие пьесы происходит в первое прочтение — она тебя либо захватывает, либо нет. В нашей труппе чуть более 30 актеров, я сразу представляю, кто подойдет на ту или иную роль. Большая доля успеха постановки приходится именно на распределение ролей — это начало пути, крепкий фундамент для дальнейшего развития событий. Потом рождается музыкальная интерпретация. В любом случае, ты всегда отталкиваешься от автора.
Спектакли с политическим подтекстом — хотелось бы вам скрестить искусство и политику, современную повестку? Что-то сказать людям? Или же искусство должно быть обособлено?
Почему бы и нет? Но это нужно делать полутонами, намеками, искусство не должно бить в лоб. Джанни Родари, например, на самом деле был революционером, оживил в «Чиполлино» овощи и фрукты, создал социум, деление общества на классы, на рабов и хозяев — там все очень понятно, если к этому внимательно приглядеться и прислушаться.
В последнее время во многих детских сказках все чаще находят совсем не детский подтекст.
Да, у Шварца, например, много таких сказок. Эти произведения для детей писали в те времена, когда многое запрещалось, великие драматурги просто изумительно ухищрялись создавать подтекст. По-моему, сейчас не обязательно прятаться за словом, читать между строк, в связи с этим у людей и мозг немного отдыхает.
Популярность Национального театра за последние 4 года заметно выросла, с чем вы это связываете?
По большому счету, спектакли, которые были у нас в репертуаре раньше, никуда не делись, все спектакли живут, хотя, конечно, появились и новые. Я это связываю с появлением Инстаграма, 5-7 лет назад поколение Инстаграма еще училось в 6 классе.
На какой спектакль сводить бабушку и маму?
Могу порекомендовать «Саня, Ваня с ними Римас» — это спектакль про военный тыл. Про закаленное поколение, про тружеников. «Крыша поехала» по Шукшину, инсценировка Кузьмина.
На какой спектакль сходить с друзьями?
«Ромео и Джульетта», караоке-спектакль «Подписаться на любовь» — можно петь не стесняясь и вам за это ничего не будет.
Зрители правда поют на этом спектакле?
Поют, но скромно, наверное, потому что в буфете нет коньяка.
На какой спектакль сводить девушку на свидание?
«Ромео и Джульетта». «Эти свободные бабочки» — камерный спектакль в малом зале. Там всего 4 ряда, по 16 мест в каждом — полное погружение, спектакль о любви, я думаю, зацепит. Кроме того, затронута проблема отцов и детей.
Зритель понимает культуру театра? Тянется к искусству?
Кто-то может говорить, что у нас очень театральный город, но если сравнивать с другими регионами, то Мордовии, конечно, еще надо работать в этом направлении. Однако тенденция есть. Единственное, что меня разочаровывает с позиции именно национального театра, сложно заманить людей на мокшанские и эрзянские спектакли. Хотя мы всегда говорим, что у нас есть синхронный перевод, наушники.
Возможно ли в Саранске появление не государственного театра, созданного группой энтузиастов?
Это очень сложная история, потому в России театр — это не прибыльное дело. Такой театр просто не выживет. Он может существовать только если его спонсирует какой-нибудь меценат или бизнесмен, для кого это будет отдушиной, исполнением заветной мечты. Театры ведь так и появлялись, изначально они не были государственными. Это был декрет Сталина о огосударствлении всех императорских и любительских, частных, купеческих театров, чтобы взять слово в руки государства, чтобы ты не мог сказать ничего лишнего со сцены. Театр был очень важной пропагандистской частью, можно вещать народу со сцены все, что угодно — в революционные времена государству нужно было держать театры в узде.
Согласились бы выполнить какой-нибудь государственный заказ в плане спектакля? Поставить что-то, что попросили сверху?
Зрителя невозможно обмануть. Но это не исключает того факта, что материал может меня заинтересовать.
«За весь спектакль я выпил грамм 300 коньяка»
Женя Акимова, 27 лет, пришла в Национальный театр в 2014 году, сразу после театрального факультета Института Национальной Культуры, училась у Игоря Федоровича Кузьмина и Игоря Леонидовича Дьячкова.
Паша Михайлов, 35 лет, в театре с 2010 года, учился на факультете национальной культуры ИНК у Кузьмина Игоря Федоровича.
Паша по первому впечатлению похож на шоумена — на нем были желтые солнечные очки и оранжевые кеды, он расскажет, как пил на сцене коньяк. А Женя самая настоящая Джульетта и у нее театральная семья, муж тоже работает в Национальном театре. В один из дней, когда я пришла на интервью, в гримерке смотрел мультики ее сын. Кажется, это тот случай, когда у тебя классное детство — «Расскажи о профессии своих родителей». — «У меня мама и папа актеры, они играют в одном театре».
Действие 1. Сезон 87 и его спектакли
Женя: «Куйгорож» и «Дочь некрещенного мордвина» — спектакли, поставленные Борисом Наминовичем Манджиевым. «Ромео и Джульетта» — спектакль петербуржского режиссера Алексея Васильевича Истомина. А так же «Золушка», которую поставил Паша.
Паша: Как ты помнишь все отчества...
Женя: И спектакли, которые мы играем достаточно давно — «Делец», «Деревенские страсти», «Чиполлино», «Кто принцессу поцелует», новогодние представления. Я в театре 7 лет и мне повезло с ролями, репертуар достаточно широкий.
Паша: Из новых спектаклей мне посчастливилось играть в «Золушке», потому что наш актер Володя Стороженко ушел из театра. Я, как режиссер спектакля, начал думать, кем же Володю заменить и решил, что заменить его могу только собой — роль крохотная, мне она по силам.
Также играл в спектаклях «Ромео и Джульетта», «Дочь некрещенного мордвина», «Деревенские страсти», участвовал в куче сказок. Но мне показалось, что в 87 сезоне у меня не было ни одной премьеры, если не считать «Золушку». И больших, знаковых, интересных спектаклей в 87 сезоне у меня тоже не было. Это был не самый насыщенный для меня год.
Действие 2. Паша и режиссура?
Паша: По образованию я актер, режиссурой просто вдруг захотелось заниматься. Сейчас у меня в разработке спектакль, как раз Жене рассказывал, я созванивался с драматургом, которого выбрал для написания пьесы — мне нужна конкретная пьеса, с конкретным сюжетом и по конкретному времени. Это будет пьеса-триллер, действие которой будет разворачиваться в конце 19 века в Мордовии. Триллеров у нас в театре нет, поэтому мне кажется, что работа получится интересной.
Действие 3. Артист и любимая роль
Женя: Иногда так случается, что персонаж тебе подходит, ты играешь и стараешься прикладывать к этому усилия, но все равно эта роль не твоя любимая. А иногда так везет, что случается большая любовь с ролью, некоторыми из них по-настоящему наслаждаешься. В театре я могу выделить...
Паша: Так сказала, как будто есть что-то кроме театра: «В театре могу выделить, а про кино говорить уж не буду — в рекламе порошка снималась, там большая роль, но не моя любимая».
Женя: Нет, я имела в виду работы, которые мы выпускали в студенчестве. «Русский секрет», который сейчас идет в русском драматическом театре, мы ставили с Игорем Федоровичем Кузьминым на 1-2 курсе, эту работу я никогда не забуду, потому что она была первая, очень яркая и очень мной любимая. Пьеса о том, как Левша блоху подковал — я играла блоху, у меня не было слов, я просто танцевала.
Паша: И на блоху тогда была больше похожа.
Женя: Очень яркая роль — моя большая любовь. Что касается нашего театра и первой роли, которая навсегда останется в моем сердце — это свинка в спектакле «Очень простая история» по пьесе Марии Ладо. В этой пьесе есть роль мальчишки, роль девчонки Даши и роли разных животных. Я сразу подумала, что я, конечно, буду играть девочку. Режиссер перечисляет роли: лошадь — Галина Гришуткина, свинка — Женя Акимова. Для меня это был такой шок!
Паша: Женя не рассказывает, как это получилось. Однажды она шла по коридору и не заметила режиссера Юрия Михайловича Хвостикова, он ей: «Здра...», а она просто проходит мимо. И в этот момент он подумал: «Свинья. Стоп...свинья. Точно! Свинья»
Женя: Так оно в действительности и было! Он почему-то увидел во мне свинью, я была в полном шоке: «Как так? Как я буду играть свинью?» Но потом я так кайфовала, я играла полную молоденькую свинку и это было очень здорово. Боролась с собой, меняла походку, голос, повадки, примеряла на себя движения более плотного по комплекции человека, чем я. Короче говоря ломала себя.
Действие 4. Женя, ее Джульетта, Лиза и Уняжа
Женя: Я очень люблю свою Джульетту. Правда, никогда не мечтала сыграть ее, она просто мне однажды досталась. Репетировать было сложно и физически, и морально.
Паша: «Никогда не мечтала сыграть эту роль, но тут мне ее дают, можно даже сказать...свинью подложили», учитывая твой бэкграунд.
Женя: Да, мне подложили свинью, надо играть Джульетту! Режиссер увидел в этом персонаже не романтичную натуру, а дерзкую и бойкую девушку. В каких-то моментах мне было очень тяжело, я и плакала, и боролась, но у меня получилось, надеюсь, я счастлива играть Джульетту.
Есть и другие хорошие роли — Лиза из «Дочери некрещенного мордвина». Уняжа из «Куйгорожа» — в этой роли можно выплеснуть из себя всю скопившуюся отрицательную энергию, очиститься. Ведь даже если не делать что-то плохое в жизни, все равно волей-неволей некая «злость» накапливается внутри человека — с кем-то ругаешься, реагируешь на поступки других людей. А отрицательные роли, как бы странно это не звучало, очищают тебя. Все плохое остается на сцене, в персонаже.
Действие 5. Паша и его коньяк
Паша: Я пришел в театр 3 сентября 2010 года. На следующий день директор, на тот момент Евгений Пулов, дал почитать мне пьесу «Делец» на эрзянском языке, сказал, что буду играть Гари в паре с Максом Акимовым. Я выучил свой текст за неделю, но на эрзянском так ни разу и не сыграл.
Особый кайф я получал от спектакля «Ташто койсэ» («По старинке»). Там получилась такая история: Евгений Пулов перестал быть нашим директором, но должен был играть в этом спектакле. Грубо говоря, завтра спектакль, билеты куплены, должны приехать какие-то люди, а Пулов в театре больше не работает. Время около 8 часов вечера, я дома, ужинаю. Мне звонит Андрей Анисимов и говорит: «Паша, выручай. Если не ты, то вообще никто. Спектакль на завтра уже продан, а роль играть некому». Текст я не знал совершенно, мизансцены мне показывали актеры, с которыми я играл в паре, мы репетировали с 8 часов вечера до 4 утра. Утром и в обед я учил текст, вечером прошел спектакль.
И получилось действительно здорово, это одна из моих самых любимых ролей. Я играю Спирю — деревенского, лет пятидесяти, то ли колдуна, то ли монаха.
И еще мне очень нравится роль Дмитрия Санина в «Вешних водах» — это одна из первых главных ролей, мне просто по кайфу ее играть. Но мы редко играем этот спектакль.
Люблю «Ретро», в котором играю Леонида, скупщика старинной мебели — я появляюсь минут через 15 после начала спектакля и пью коньяк на сцене.
Женя: Ты пьешь на сцене?!
Паша: Подожди секунду, сейчас я все расскажу. Берем бутылку коньяка и наливаем туда чай — рюмочку за рюмочкой, я его пью особо без закуски, потому что чай закусывать даже как-то неохота. Действие идет, я как бы пьянею, пошатываюсь, начинаю пьяно разговаривать. Мы играли этот спектакль на русском и эрзянском языке. Однажды я решил, что куплю настоящую бутылку коньяка и поставлю ее на стол. Коньяк по сценарию пью я и моя жена по роли Галя Гришуткина. О том, что в бутылке действительно коньяк знаю только я. Наливаю, чокаемся,
Галя подносит рюмку к носу и понимает, что в ней.
За весь спектакль я выпил грамм 300 коньяка, пью я только в первом акте, во втором должен быть трезвым. Самое прикольное, что первый акт закончился, а я вообще не хочу пьяно разговаривать, шататься, мне просто весело. Я в тот момент подумал, зачем я играл еле стоящего на ногах от 300 грамм коньяка? Ведь по движениям все остается в норме, просто взгляд становится немного замыленным. После этого я немного пересмотрел эту сцену.
И в завершении, мне очень нравится роль князя в «Ромео и Джульетте», хотя у меня всего три выхода за весь спектакль — небольшой монолог в начале, в середине играю в теннис и на мне, между прочим, заканчивается спектакль, а ведь главные роли у Ромео и Джульетты. Но так уж получилось, что они погибают.
Женя: Аплодисменты получаешь первым.
Паша: Да, я выхожу, говорю в зал: «Но повесть о Ромео и Джульетте останется печальнейшей на свете» — тишина 2 секунды и аплодисменты.
Действие 6. О зависти и разнице поколений
Женя: Мне кажется, у нас вполне адекватный коллектив в плане возрастного ценза. Есть, например, Люда Антипкина, она старше меня, но позволяет общаться с собой на равных, это же здорово.
Паша: Когда я появился в театре, мне было 25 лет. Тогда пришел я, Женя Благов и Макс Акимов, муж Жени — все остальные были старше лет на 6 и больше. Прихожу я: «Эээ...здравствуйте», а мне: «Да хорош ты, меня Марина зовут, меня Петя, меня Вася». Конечно, есть коллеги, которых я называю по имени и отчеству, есть те, к кому можно обращаться просто по имени. Тимофею Чудаеву в этом году исполнится 55, а я к нему Тимофей, Тимоня. Да про него и не скажешь, что он пятидесяти пятилетний. Возможно, из-за этого у приходящего человека складывается такое впечатление: «Ух ты, как здорово, они тут друг к другу на ты». Но моменты какой-то зависти, какого-то брюзжания тоже, конечно, присутствуют, без этого никуда.
Даже зависти?
Женя: Конечно.
Паша: Да, разумеется, есть, по актерским делам — почему его взяли, а меня нет. Почему они поехали на гастроли, а я не поехал. Все это есть, но по-доброму, не долго.
Женя: И, тем не менее, на сцене это никак не отражается.
Паша: Да, многие это замечают. На сцене они видят единый, большой коллектив, разлад незаметен. Выходя на сцену, ты всех любишь, это ведь работа. Даже если в жизни ты с кем-то поссорился, не разговариваешь, на сцене это забывается. Это же творчество. Как вы будете играть, если он по пьесе твой лучший друг, а ты его в этот момент видеть не можешь.
Женя: Бывало такое, что на сцене забываешь о ссоре с кем-то. На сцене с этим человеком дружишь, играешь. Выходишь за кулисы и забываешь, что поссорился с ним в жизни. А потом вспоминаешь: «Точно, мы же не разговариваем».
Действие 7. О спектаклях Серебренникова, Богомолова и готовности зрителя
Паша: Театр в любом случае постоянно развивается. Понятно, что Москва, Питер и другие большие города идут лет на 15-20 впереди, нежели провинциальные театрики. Но и мы к этому обязательно придем. Я, например, нормально отношусь к спектаклям и Серебренникова, и Богомолова, хотя может и видел-то всего один. Люди просто делают то, что им нравится. За это огромный респект.
Женя: Другой вопрос, готовы ли зрители к таким спектаклям?
Паша: Это называется «потихонечку приучать».
Женя: Да, я соглашусь, если сейчас в Саранске резко показать «Машину Мюллера», например, будет, наверное, слишком дерзко.
Действие 10. Ирина Горбачева однажды сказала, что актер — это ведомая профессия, но иногда с режиссерами случаются жаркие споры
Женя: Профессия ведомая, это правда. Но мы действительно спорим с режиссерами, в спорах рождается истина! Я думаю, Паша от меня, как режиссер, тоже страдал.
Паша: Смотри, почему мы спорим? Режиссеры, которые приезжают на два-три месяца зачастую никого не знают — у кого какие повадки, у кого какие привычки. И вот он говорит: «Делай так», а человеку невозможно это сделать, он будет выглядеть смешно. Тогда актер говорит ему: «А можно я сделаю то, что вы хотите, но немножко иначе». Из таких моментов рождает потом образ, роль.
Женя: Бывают такие споры, что аж до слез. Но так получается, что когда с режиссером не возникает прений, то можно считать, что роль проходящая. А когда ты споришь, сам себя меняешь, подстраиваешься, растешь над собой, как актриса — это действительно круто и роль потом становится любимой.
Действие 11. Все в Москву в любом случае не уедут.
Паша: В 2006 году я еще учился на ФНК и поехал поступать в питерскую ГАТИ — это театральная академия. Прошел тур, пока ждал следующий, вернулся в Саранск, позвонил, чтобы узнать, какого числа будет следующий — мне сообщили, что мастер, к которому я прошел, к сожалению, скоропостижно скончался. Я спросил, что делать дальше, мне сказали, пробоваться к другим, но им я там не был нужен, поэтому перестал пытаться поступить и понял, что мне вообще-то кайфово в Саранске. Я не собираюсь уезжать.
Женя: Я очень сильно хотела уехать после школы. Ты что! Москва, Петербург — да! Саранск — я здесь ни за что не останусь. После 11 класса решила поступать в театральный, сдала ЕГЭ, начала смотреть вступительные туры в Москве и поняла, что очень поздно спохватилась, потому что туры начинаются в апреле, и я вообще никак не попадаю. Пришла в наш вуз, у меня был выбор — либо журналистика, либо экономический. Потом увидела, что набирают театральный курс, решила, что надо идти. Попала к мастеру, которому я очень сильно благодарна, у него питерская школа, он влюбляет в профессию. После второго курса я пробовала поступить в Москву, несколько лет гналась за этой идеей, прошла до последнего тура, потом очень сильно расслабилась и не поступила. Винила себя за это очень много лет. Но, мне кажется, жизнь очень хорошо складывается, я рада быть здесь, я расту в нашем театре. И в плане жизни мне Саранск очень удобен — город стал развиваться и в театральном плане, и в плане молодежной культуры. Хочется тут развивать театр, кто еще будет этим заниматься, если все уедут в Москву?
Паша: Это аналогичный вопрос — почему сейчас деревни уходят в никуда? Потому что все стараются уехать в Москву.
Действие 12. Театр и политика
Паша: Я считаю, что театр должен быть совершенно аполитичным — никакие актеры, режиссеры, директора не должны лезть в правительство. При этом театр имеет право и должен высказывать свое мнение по поводу каких-то политических моментов — в спектакле, творческом вечере, арт-перфомансе, разве что, это не всегда возможно.
Женя: Театр — это ведь всегда на злобу дня. Ты можешь поставить «Чиполлино», но он будет на злобу дня — родители смеются в зале от абсурдности происходящего, поскольку смотрят вроде бы детскую сказку, а видят наши современные реалии. Хочешь-не хочешь, ты будешь каким-то образом высказываться.
Действие 13. Да, мы на дне
Женя: Профессию обесценивают и так было всегда. Давно известно, что театр — это не то место, куда нужно идти, чтобы заработать. Можно даже не рассчитывать. А вот то, что спонсорство у нас и в Москве, например, отличается, да, немножко обидно.
Паша: Обесцениваются ведь не только артисты, но и журналисты, врачи, учителя. Мне кажется, сейчас в топе только приближенные к власти профессии, частный бизнес не беру в расчет. Да, мы на дне, но так было всегда.
Блиц!
Позовите родственников на спектакль.
Женя: «Крыша поехала» — прост для понимания и качественно сделан. Это такой добротный, хороший спектакль про деревню.
Паша: Если родственники близки к деревенской тематике, то да, «Деревенские страсти», «Крыша поехала». Если родственники городские эстеты — платья нарядили, а не в шапках меховых сидим — то можно и «Ретро» посмотреть, и «Ромео и Джульетта», абсолютно любой спектакль.
Спектакль для друзей, которые после просмотра обсудят его в каком-нибудь баре, может поспорят, найдут какие-то смыслы.
Паша: А потом все равно блевать начнут.
Женя: После алкоголя или после спектакля?
Паша: После алкоголя, конечно. «Подписаться на любовь» — очень веселый караоке-спектакль, после которого можно пойти в бар и там продолжить. Если молодежь хочет немного углубиться в смыслы, «Ромео и Джульетта» или «Эти свободные бабочки» в малом зале. В принципе тут вопрос о вкусах, можно и на «Куйгорож» сходить, и на «Саня, Ваня, с ними Римас». В зависимости от того, какие люди.
Пригласите девушку на свидание:
Паша: В ресторан.
Женя: На «Ромео и Джульетту».
Паша: Если серьезно, тут я полностью солидарен, потому что если человек хочет произвести впечатление на девушку, нет смысла вести ее на спектакли с национальным колоритом. «Ромео и Джульетта» — о любви, вечных ценностях, ярко и качественно сделанный спектакль.
Занавес.
«Театры больше не сувенирные картинки с костюмами, которые вовсе никому не интересны»
Борис Наминович Манджиев, калмыцкий режиссер, поставил спектакли «Куйгорож», «Дочь некрещенного мордвина», «Эрьзя. Летящий к свету»
Ради этого интервью я пропустила зачет в универе, но это того стоило! Борис Наминович расскажет о спектакле «Эрьзя. Летящий к свету» (который уже можно посмотреть в театре), о моде на национальные языки, о человеческой тоске по своим корням и о том, какое будущее ждет национальные театры.
Я знаю, что вы были в музее Эрьзи, общались с директором музея, потому что ставите спектакль к 145-летию Степана Эрьзи.
Да, так получилось. На самом деле об этом спектакле я думал и раньше, спрашивал у театра, почему не обращаются к творчеству великого человека с мировым именем. Может быть не было пьесы, может планов. В этом году так совпало, что все прогрессивное человечество отмечает 145-летие Эрьзи, а Саранск тем более, в связи с этим перед театром были поставлены определенные задачи.
Пьесу для спектакля написала мокшанский драматург, Валентина Ивановна Мишанина.
Мы сотрудничаем с Валентиной Ивановной не впервые. В течение долгого времени она писала свое видение о том, как человек, будучи в отрыве от своей родной земли рвется к ней и как родная земля его принимает — как пасынка, или как родного сына. О том, как чувства обуревают человека, с ним происходит то подъем, то слом. Очень важно, как порой в жизни мы не ценим друг друга, а уж гениев тем более, мы ими разбрасываемся. В пьесе речь идет именно об этом. Имя Степана Эрьзи осталось, и оно вдохновляет. Этот человек, к сожалению, прошел огонь, воду и медные трубы. Этот спектакль о нем, можно даже сказать некая фантасмагория.
В 2019 году для национального театра вы поставили два спектакля — «Куйгорож» и «Дочь некрещенного мордвина», как это получилось? Почему именно Мордовия?
В 1993 году я поставил для Национального театра Мольера «Лекарь поневоле» и Кузьму Абрамова «Далекий гость». В 2011 году я приехал на фестиваль со своим спектаклем и про меня снова вспомнили. Валентина Ивановна Мишанина написала пьесу «Дочь некрещенного мордвина» по рассказам Горького, в 2019 году меня пригласили ставить спектакль. Потом почти сразу же вышли на «Куйгорожа», который зазвучал на всевозможных фестивалях и был признан лучшим. Такие оценки очень важны, ведь театр должен как-то отражаться и соизмерять свой путь.
Я видела и «Куйгорожа», и «Дочь некрещенного мордвина» — это очень зрелищные, яркие спектакли. Новый спектакль будет так же богат на впечатления?
Конечно, мы постараемся сделать театральный, яркий, зрелищный спектакль — будет и пластическая сторона, даст Бог, появятся скульптуры самого Эрьзи, технологии сейчас очень многое позволяют. Это будет не просто сухой рассказ, мы постараемся посмотреть на целую жизнь. Постараемся сделать действительно интересный спектакль. Я уже в репетициях вижу, что ростки идут. Моя основная задача — сделать актерские зарисовки и привести к полуготовности режиссерские композиции. Потом будет встреча с декорациями, музыкой и это будет уже окончательный вариант.
В одном из своих интервью вы говорите, что в Калмыкии стыдно не знать национального языка.
Нет, я сказал немного по-другому — в Калмыкии сейчас очень модно знать калмыцкий язык. Тот, кто на нем хоть как-то щеголяет, очень уважаем в обществе. И это очень правильно, если обратить внимание на ситуацию в стране и в национальных республиках в частности. Я считаю, что важно играть на том, что знание языка модно, ведь дело в основном касается молодежи. И так во всем — модно говорить на своем языке, модно носить одежду с национальной символикой, модно петь национальные песни.
Я думаю, что мода — это такой педагогический инструмент и лучше всего оперировать им, а не впаривать людям директивно, что знать язык — это необходимость.
Как думаете, Мордовия однажды сможет прийти к моде на национальные языки? Может быть мы уже на пути?
Я в это поверил, когда узнал, как востребованы спектакли «Дочь некрещенного мордвина» и «Куйгорож». Главное, не стесняться театру продавать спектакли на национальных языках. Сегодня весь мир может воспринимать синхронный перевод через наушники. Опять же, нужно придумать целую систему педагогических приемов, чтобы язык перестал быть обузой, а просто стал модным. И это может быть все, что угодно.
Я, например, повсеместно вижу ваш солярный знак, хотя меня немного смущает, что он постоянно встречается на полу — мне кажется, нельзя с этим так обращаться (может я ошибаюсь).
Это может быть стилизованная одежда — если в какие-то повседневные вещи вносить национальные элементы, это будет очаровательно, скорректировать их к жизни и люди будут носить. То же касается и культуры, социальной рекламы и прочего. Удивительно, но когда я впервые поставил «Калмыцкую свадьбу» начался настоящий ажиотаж, который продолжается до сих пор. Я, честно говоря, не хотел этим заниматься, поскольку это часть фольклора, а я театральный режиссер. Спектакль до сих пор пользуется сумасшедшим успехом. Потом я поставил этот же спектакль тувинцам, но на их лад. И снова спектакль очень востребован. Светлана Ивановна Дорогайкина, директор театра, говорит, если поставить мордовскую свадьбу, будет однозначный успех. Я это очень хорошо понимаю, проверено на двух республиках.
Люди стесняются говорить, что скучают по таким вещам — по одежде, по языку, по народным песням. Вы к тому же очень похожи на русских, скрываетесь между ними, проходите мимо. А нам куда, у нас азиатское лицо, я же не скажу, что я русский — это будет смешно. А людям любопытно — почему говорит только на русском, а на своем языке не говорит, почему не поет свои песни, почему одежду свою не носит, почему имя русское. И это не национализм, а возвращение к корням.
Вы работаете только с национальными театрами?
Нет, я работал и в Твери, и в Великом Новгороде, в Черкесском русском театре, в нашем русском театре. Предпочтение отдаю национальным, поскольку по общественной должности я председатель совета республик СТД РФ, секретарь союза СТД России.
В одном своем интервью вы говорите, что национальные театры ждет потрясающее будущее.
Оно уже есть. И это видят. Театры больше не сувенирные картинки с костюмами, которые вовсе никому не интересны. Если русским театрам — московскому и питерскому — становится сложнее, они начинают крутиться в таких темах, которые даже произносить неприятно, изощряются новыми драмами, начинают изучать извращенные человеческие чувства, которые не присущи целому обществу, то у народа, у национальных регионов и театров, есть огромная кладезь, которую надо копать и раскапывать, но открывать ее надо современными ключами, а не старинными, которые отталкивают зрителя.
Какое будущее ждет мордовский национальный театр? Приедете к нам мордовскую свадьбу ставить?
Это уж как скажут. В целом, конечно, сейчас надо пробивать театральный курс, обучать своих режиссеров, нужно чтобы они мало-мальски знали язык. Те, кого приглашают раз в год, вроде меня, можно продолжать приглашать, они будут привносить свое, будоражить зрителей. Но этим может быть и не надо увлекаться. Все остальное должно наполняться новыми кадрами, это очень важно.
«От роли на сопротивление всегда получаешь больше кайфа, потому что приходится ломать себя. Ты ее лепишь как из теста и когда что-то получается, думаешь — ну надо же, столько слез, столько энергии, столько шишек на голове, а в результате все получилось».
Чудаев Тимофей, Заслуженный артист Республики Мордовия
Гудожникова Елена, окончила филологический факультет МГУ им. Н. П. Огарева, в Национальный театр пришла в 1991 году, когда училась на 4 курсе
Биушкина Татьяна, окончила МГУ им. Н. П. Огарева по курсу «Режиссура
Яркий пример того, как легко разные поколения уживаются вместе и общаются на равных. Говорим о допустимости запрета спектаклей, о ролях на сопротивление и о зрителях, которые хохочут в голос.
Мы все свободно говорим на мордовском языке.
Лена: Тимофей оренбургский мокшанин, я тоже мокшанка, Таня эрзянка. Кто не знает язык, тот заучивает — у меня, например, в «Дочери некрещенного мордвина» роль на эрзянском языке. В любом случае, где-то сложнее, где-то легче, мы друг другу помогаем.
Мы всегда в театре
Лена: Бывает, что мы проводим в театре 2 часа, а бывает — целые сутки.
Таня: Вспомнить хотя бы, как мы ставили «Ромео и Джульетту» — репетировали до 3 часов ночи.
Тимофей: Мы в работе 24/7, при этом нас даже может не быть в театре. Мы спим — мозг работает, занимаемся какими-то отвлеченными делами — мозг работает. Мы постоянно в роли.
Таня: Ну, ты уж тоже не упрощай.
Тимофей: А почему? Понимаешь, нам от профессии никак нельзя отходить, нам всегда нужно быть в тонусе, поэтому мы работаем 24 часа в сутки, где бы мы ни были.
Лена: Так и напишите, Тимофей работает 24 часа в сутки, мы с Таней — 12.
Тимофей: Это ерунду говорят, что артисты отдыхают, а мы в отпуск уйдем, на пляже лежим и роль учим.
Лена: Ты что какие перспективы рисуешь! У нас прекрасная работа, никто сюда насильственно не пришел, все работают с удовольствием.
Тимофей: Да, никто с такой перспективой еще от нас не убежал.
Таня: Ну не скажи, как же не бегут? Бегут. За последний год какая была текучка, 10 человек ушло.
Почему бегут?
Таня: Это щепетильный вопрос. Звуковики ушли два состава.
Тимофей: Заработная плата. Если так будет, я тоже сбегу на все 4 стороны.
Лена: Здесь остаются люди очень любящие театр — больших денег не заработаешь, нужно быть готовым всего себя посвятить служению Мельпомене.
Тимофей: Мы с Леной пришли в театр в 90-е. Я тогда учился в училище Кирюкова, там открывали актерское отделение. Потом поступил в Горьковское театральное училище, пробыл там всего полгода и в 1995 году целенаправленно вернулся в Саранск, чтобы работать в Национальном театре. Меня сразу взяли, потому что штата не было.
Роль на сопротивление, вводная роль, любимая роль.
Тимофей: От роли на сопротивление всегда получаешь больше кайфа, потому что приходится ломать себя. Ты ее лепишь как из теста и когда что-то получается, думаешь — ну надо же, столько слез, столько энергии, столько шишек на голове, а в результате все получилось.
Лена: Роль нужно любить — это обязательно, иначе никак. Я просто стараюсь влюбиться в роль, в героя, адаптировать его под себя, в противном случае будет очень сложно играть с партнером, потому что ему нужно отдавать что-то, а если ты пуст, если тебе этого не хочется, тогда ничего не получится.
Тимофей: Так или иначе, ты все свои роли любишь, потому что ты над ними работаешь. Даже роль на сопротивление может стать любимой. И совсем иная ситуация с вводными ролями, тебе ее дают готовую, ты ее не взращивал, она тебя не окрыляет.
Таня: Ну почему же, а мне наоборот вводные роли нравятся.
Тимофей: Наша заслуженная артистка Алексеева Ида Ивановна всегда говорила, что вводная роль — это хуже некуда, это просто бесполезно. Ты эту роль не понимаешь, просто делаешь. Предыдущий актер знает все подводные камни роли, которые ему пришлось пройти на репетициях, а ты ничего не знаешь, делаешь, как тебе удобно. Как цветок в проруби и так до конца.
Таня: Я очень люблю свою роль в спектакле «Эти свободные бабочки», я играю Джил Тэннер — она тяжело мне давалась, потому и любимая. В этом спектакле всего 4 персонажа, я играю одну из главных ролей.
Лена: Я все свои роли очень люблю, особенно могу выделить «Куйгорож» и «Дочь некрещенного мордвина».
Таня: Где очень много труда, те и любимые.
Мысли уйти из театра были
Лена: Я однажды действительно ушла. Это были 90-е годы, нам совершенно не платили, я была молодая актриса, снимала квартиру, оплачивать которую было нечем. Мне не предложили помощи, я ушла, тем самым совершив самую большую ошибку в своей жизни. Иначе было просто невозможно. Потом я встретила своего мужа, у меня появились дети, и я вернулась. Очень страдала без театра, вне этой истории я провела 7 лет.
Тимофей: Я уходил из театра дважды. Первый раз в 95 году. Актер Храмов Николай Викторович тогда был завхозом в Русском театре и позвал меня помочь ему. Он провел меня по всему театру, я видел все. И мне почему-то стало так плохо, во мне какой-то негатив засел. Были мысли, что я не могу работать. Решил, что хочу уйти. Какое-то время я поработал, начал потихоньку отходить ото всей этой истории и вдруг случился конфликт со старшим поколением артистов — я понял, что мне здесь делать нечего. Меня тогда остановил Пескаев Николай Иванович, говорит: «Тимофей, не уходи, поработай месяц — если ты после этого уйдешь, значит все, больше не будешь работать артистом никогда».
А второй раз — зарплаты нет, жилья нет, за все надо платить. Мне позвонил знакомый из Москвы, сказал, есть место, где можно поработать, стройка вроде была какая-то. Я написал заявление, отрабатывал две недели. Наступает день, когда я должен уйти из театра, мне звонят из Москвы и говорят, что места уже нет. И подходит ко мне завтруд Нина Планкина и говорит: «Тимофей, может останешься уж, голову не морочь». Я думаю: «Слава Богу».
Лена: Я тоже очень ждала, чтобы мне кто-нибудь сказал: «Не уходи, мы что-то придумаем»,
Тимофей: Потом как-то все наладилось. Тогда было уже другое время, квартиры не давали — машина несправедливости закрутилась.
О цензуре и запрете спектаклей
Тимофей: У нас был спектакль «Верую» и вот его попросили убрать. Там суть в том, что к священнику приходит человек, у которого болит душа, просит рассказать ему про жизнь.
Таня: И пока они разговаривают о жизни, напиваются до такого состояния, что устраивают настоящий дебош — священник танцует на столе.
Тимофей: На сцене это выглядело просто феерично!
Таня: В театре этот спектакль запретили показывать, но мы поставили его со студентами. Причем, мы возили его на разные фестивали, о нем всегда неоднозначно отзывались, но зрителям нравилось.
Допустимы ли такие запреты?
Лена: Совершенно недопустимы. Должно быть разное видение. Ведь спектакли запрещают по какой причине?
Таня: Одному человеку не понравилось, что происходящее в жизни показывают на театральной сцене.
Тимофей: «Верую» мы хотели восстановить, но у нас не было актера. Потом пришел Володя Стороженко, я надеялся, что его поставят — он фактурный, подходит на роль попа, в итоге все замяли и, как я заметил, сделали это специально.
Лена: «Верую» — это один из эпизодов спектакля «Крыша поехала» по Шукшину, возможно, он каким-то образом оскорблял чувства верующих. К нам и по «Дочери некрещенного мордвина» были вопросы. Кто-то кому-то позвонил и сообщил, что мы показываем то, о чем нельзя говорить. Приходили люди, смотрели спектакль и не обнаружили ничего страшного.
Тимофей: В этом спектакле показано жестокое крещение мордвы. Людям показалось, что такое не надо показывать. Но там идет очень понятная линия, как крестили мордву, как людей за волосы тащили креститься — мы показываем правду, в этом нет ничего такого.
Кто хохочет в голос, кто вслух переживает за героев, кто обсуждает происходящее прямо во время спектакля — о зрителе.
Таня: От зрителя зависит очень многое. Один раскрепощенный человек в зале и уже все смеются. Если в зале молчание, то человек будет сдерживать себя, даже если ему очень смешно. А нам приятно, когда есть обратная связь, потому что и спектакль тогда идет по-другому.
Лена: Мне очень понравилась атмосфера на завершении 87-го театрального сезона — тогда на спектакль «Куйгорож» приехали мокшане из Теризморги. Они на шутки реагировали моментально. Если зритель русскоязычный, сразу понятно, потому что шутка на мокшанском стреляет и в пустоту, только потом синхронный перевод и смех. Женщина, которая хохотала на спектакле была прекрасна!
Таня: А еще, я поняла по малому залу, что бывает очень внимательный зритель, когда ты делаешь какое-то очень маленькое шуточное действие — невнимательный зритель не заметит, а бывает такой зал, когда все сразу выкупают. Бывает такой зритель, который смеется даже над мимикой — это очень классно. Бывает, мы слышим, что происходит в зале. Один раз на «Саня, Ваня, мартост Римас» женщина очень громко комментировала происходящее, в духе: «Ой! Не ходи туда! Ой, что будет!»
Спектакль для мамы и бабушки
Тимофей: Я бы пригласил бабушку на «Ретро». Живя с нами, она не всегда понимает, что с нами на самом деле происходит, почему нам постоянно некогда, а посмотрев этот спектакль, она перестанет думать, какие все плохие, найдет стимул к жизни.
Лена: Я бы привела бабушку на Василия Шукшина «Крыша поехала» — показана деревенская жизнь, общение с людьми разных возрастов. Это веселый спектакль, чтобы бабушка не расстроилась, не всплакнула, не подумала, что годы прожиты, и она никому не нужна. Я думаю, «Ретро» бабушке будет тяжело смотреть.
Таня: Солидарна с Леной. «Ретро» я бы показала взрослым родственникам, лет 30-40.
Спектакль для друзей
Лена: «Ромео и Джульетта». У меня две дочки и у них очень разные впечатления от этого спектакля — младшая читала пьесу и ее мысли не совсем сходятся с театральным воплощением, а вот старшей было интересно именно современное прочтение, она осталась в восторге от спектакля. Еще у нас есть караоке-спектакль «Подписаться на любовь», на который можно пригласить вообще кого угодно — легкий, ненавязчивый спектакль для отдыха.
Таня: Я бы пригласила друзей на спектакль «Эти свободные бабочки».
Тимофей: Я бы привел на «Лгуна» — для тех, кто хочет увидеть именно спектакль.
Таня: Мне, например, «Лгуна» очень тяжело смотреть, он для взрослой аудитории. Я в 19 лет, в силу возраста, на этом спектакле просто не усидела.
Лена: «Лгун» для любителей театралов. Он долгий, тягучий и очень театральный. Еще у нас есть «Пижама на шестерых» — отличный легкий спектакль.
Таня: Да, это такой знаете, спектакль под вино.
«Я вообще не лидер, я всегда второй номер»
Саша Батырев, 34 года, актер Национального театра
Именно благодаря Саше статья состоялась. Он расскажет о своих отношениях с самокритикой, главных ролях и почему молодежь с трудом идет в театр. Саша, мы знаем, что ты это читаешь! Пользуясь случаем, пусть ты и считаешь себя «вторым номером», но мы впервые столкнулись с таким желанием помогать нам с нашей выдумкой! Самое настоящее спасибо.
Саша, как в твоей жизни случился короткометражный фильм «Сволочь»? «Столица С» выбрала следующую формулировку: на роль хотели пригласить бывшего криминального элемента, но переговоры не задались, благо на роль отлично подошел актер Национального театра.
Какая-то случайность. Макс Рыськин, режиссер этого фильма пришел к нам в театр, потому что искал актера на главную роль. Мы с Мишечкиным (актер Дмитрий Мишечкин) стояли болтали, курили на улице, подошел Макс, поинтересовался с кем можно обсудить вопрос подбора актеров, я подключился (как будто мне больше всех надо), показал ему стенд с артистами, скинул какие-то фотки. В результате оказалось, что подходим именно мы с Димой. Так и познакомились.
Скажем так, у меня с самокритикой все очень сложно, я после некоторых спектаклей думаю, что театр — это вообще не мое и лучше мне идти «на завод» работать. Так же и с этим фильмом. У меня нет киношного опыта, да и весь процесс не назовешь кинематографом со съемочной площадкой — все своими силами, на энтузиазме, на скорую руку, время есть — пошел и снялся. Я, наверное, не отнесся к этому должным образом серьезно, воспринял, как студенческую работу, для закрытого показа, а недавно посмотрел сколько у фильма просмотров на Ютубе и подумал: «Боже мой, почему я нормально не поработал над ролью». Короче говоря, я своей работой недоволен, изначально вообще не хотел, чтобы этот фильм где-то был в общем доступе. Я всё ещё считаю себя молодым артистом, которому на данный момент очень важны советы режиссера, а Максим на тот момент еще сам нуждался в совете. Ну ничего, все это для нас опыт.
Нет ощущения, что у тебя именно такой образ — персонажа из этого фильма?
Мне иногда вообще кажется, что первое впечатление обо мне — «лучше не подходи к нему, гопник какой-то». Что касается фильма, я сам рос в такой атмосфере, был рядом с такими же людьми, как мой персонаж, успел впитать эту культуру, может быть стать ее частью — слушал шансон, блатняк какой-то, поэтому роль не была для меня такой уж сложной и в то же время сейчас я бы скорее всего сделал ее по-другому. Бывают наоборот роли на сопротивление: в новом спектакле я репетировал роль друга Эрьзи, аргентинца — очень эмоциональный и совершенно не подходящий мне по темпераменту персонаж. Но времени на два состава у режиссера не было, да и вообще он не любитель зацикливаться на работе с артистами, и в результате он оставил одного Антона Саранкина на этой роли (мы в паре репетировали). Антон отлично подходит на эту роль по типажу, поэтому, когда я смотрю из-за кулис на его работу, как такового сожаления у меня нет, что играю не я. Мы заняты общим делом, и режиссер все сделал правильно.
А в полный метр пошел бы сниматься?
Макс Рыськин недавно снял полный метр про подвиг танкиста Ивана Гусева — это документально-художественный фильм, в главной роли наш земляк Андрей Грызлов, актер из ВГИКа, я играю его командира в небольшом эпизоде. А так да, кто бы не пошел сниматься в полный метр? Любой бы, я думаю, согласился. Это интересно, это по-другому. В «Сволочи» со мной снимался Дима Мишечкин. А Дима, что б вы понимали, тащит весь театр, это один из самых сильных артистов республики, но появилась камера, и мы оба «поплыли». Мне может и было чуть легче ввиду того, что я моложе и чаще соприкасаюсь с камерой, не знаю, а на нем прямо чувствовался шлейф театра. В общем, кино, это тоже круто! Кино, это другой опыт.
А не было идеи поехать в Москву, попробовать походить на кастинги?
У меня, наверное, нет столько амбиций. Я вообще жду, когда пройдет мода на сильных и волевых. У нас же сейчас обязательно нужно быть лидером — люди посещают тренинги, вырабатывают в себе лидерские качества, будто это самое важное. Появляется ощущение, что каждый человек должен быть таким. Это бред какой-то, даже бесит. Верю, что скоро эта мода пройдет и придет мода на что-то искреннее и настоящее.
Так вот, я вообще не лидер, я всегда второй номер. И мне комфортно. Я делаю, возможно, куда больше этого «номера один», просто без них тоже никуда.
Говорят, чем больше времени проходит, тем сложнее уехать — не знаю, я готов уехать хоть завтра. У меня на этот счет немного иная политика — если сама судьба отсюда вывезет, прекрасно, собрали вещи, поехали. Сам я не поеду куда-то пробоваться. Мне тут нравится! Тут моя родина, тут я чувствую себя полезным. На данный момент жизни для меня это важнее зарплаты. И если так сложится, что где-то меня заметят, предложат переехать, или я сам найду что-то, что меня вдохновит, при всей любви к театру, коллективу и своей маленькой родине, я поеду пробовать.
Я почитала отзывы Национальному театру, Олеся Тюлякова пишет: Женя Акимова и Саша Батырев — гениальный дуэт, я так понимаю, это про «Ромео и Джульетту», расскажи про спектакль.
Я рад, что у нас появился этот спектакль. Пусть даже мне кажется, что меня утвердили на главную роль не потому, что я такой талантливый, а потому, что по типажу и по возрасту больше нет подходящего актера. Был бы помоложе Мишечкин, сто процентов выбрали бы его.
Не знаю, может, конечно, пришел режиссер и сказал: «На эту роль подойдет только Сашка». Но вообще это так нормально заряжает и подталкивает. Я вдруг понял, как много надо работать, когда ты на главной роли — огромная ответственность, при этом ты чувствуешь обратную энергию, которая тебе возвращается. Ты будто переходишь на новый уровень, хочется больше работать. Я начал серьезнее относиться к спектаклям в целом — приходить пораньше, репетировать.
На моей памяти это первый такой спектакль по динамике, по откровенным сценам — вполне себе современное прочтение получилось. А мы все немного испугались, когда стало известно, что будем ставить «Ромео и Джульетту». Мне кажется, многие, как и я подумали, что это будет какая-то жесть — «Ромеось и Джульеттась» в Национальном театре. Так совпало, что наш директор увидела работу режиссера, Алексея Истомина, ей понравилось, она с ним связалась и пригласила к нам. Ему было интересно с нами поработать и скорее всего он сам предложил ставить Шекспира. У Истомина, конечно, крутая команда, в одиночку такое не сделать— там и художник потрясающий, и музыка невероятная, режиссер-постановщик по боям, по пластике, Максим Пахомов — гений.
У нас весь театр встрепенулся. Всем скоро в отпуск, а он пришел и начал ставить бои, драки, перед каждой репетицией проводил тренинги. Я тогда скинул килограмм 10, на одной репетиции мне рассекли губу, пришлось зашивать — осталось три шва на память о спектакле.
Женя Акимова сказала, что самым сложным в «Ромео и Джульетте» было целоваться.
Из морального да, это было сложно, естественно. У нее здесь работает муж. Ее муж — мой хороший друг. На тот момент у нас с ним были немного натянутые отношения, и тут еще эта история с поцелуями. Долго мы пытались решить этот вопрос, но все решило время. Спектакль состоялся, дружба не распалась, целуемся! Надеюсь, он принял этот момент. Просто есть спектакли (в нашем театре в том числе) где поцелуи пытаются всячески маскировать, придумывают какие-то отвлекающие маневры — для 2021 года, это выглядит так себе.
На какие спектакли приходит молодежь?
У меня такое ощущение, что театр пока не готов резко принять молодежь — у нас есть «Ромео и Джульетта», «Куйгорож», «Дочь некрещенного мордвина», «Эти свободные бабочки», на которые придет молодежь и скажет — круто. Все остальное для людей постарше. Мне хочется больше молодежи и спектаклей для них, но не все так просто.
Как думаешь, почему молодые ребята уезжают из города, много ли их?
Ребята, которые делают что-то хорошо, все сваливают. Но я заглядывал на одну вечеринку, по случаю открытия студии Indivisual Production, которая прошла в мае, сложилось впечатление, что все меняется, есть реально крутая тусовка ребят, которые хотят остаться. Единственное что, большинство из них пока учится, а закончится учеба и, возможно, им здесь нечего будет делать. Я очень надеюсь, что ошибаюсь и все меняется, что Москва больше не панацея, можно и здесь себя реализовывать. В провинции круто что-то создавать, да и жить тоже. У меня есть друзья, которые родились в Москве, но их настолько утомляет жизнь там, что они с удовольствием бы переехали в Саранск. Опять же, это не отменяет того, что я бы и сам в Москву переехал.
Существует мнение, что реализоваться можно только в Москве.
Я вот Мишечкину как-то сказал: «Диман, ты тут уже все сыграл, что тебе тут еще делать?» А он говорит, что уехал бы в Москву, светанулся там, заработал себе имя, известность и вернулся бы в Саранск. Это называется любовь к родине!
У нас однажды была схожая с ним мысль: пригласить на роль в спектакле «Женитьба» Дужникова, чтобы привлечь народ в театр, такой рекламный ход, правда это пока ничем не закончилось.
Мы не можем все уехать в Москву, не можем все стать коучами, продажниками и выйти в финал «Голоса» — кому-то ведь кайфово и здесь, главное, что ты на своем месте, что бы тебе здесь уютно.
У вас никогда не было мысли, что, если государство не может помочь театру с тем, чего театру не хватает (с оборудованием для синхронного перевода, например, как ты сказал) может быть нужно открыть какой-то сбор, может быть в этом могли бы помочь обеспеченные жители города?
Сумма не маленькая, с помощью жителей Мордовии, большинство из которых своей зарплатой не особо довольны, такие деньги не собрать.
У нас автобуса нет уже лет пять, был какой-то ржавый пазик и того не стало. Мы снимаем, арендуем, просим каждый год и никогда нет денег. А как театру без автобуса, это вообще стыд. Мы же типа культуру в массы несем, воспитываем, рейтинг республики поднимаем за ее пределами.
Мы уже куда только не писали, мне кажется, как только эту тему не обшутили на общественных мероприятиях. Все тщетно. Не думаю, что у нашего министерства лежат деньги, и они нам их не дают. Такая ситуация.
Почему ты нам помогаешь?
Не знаю. Мне разве сложно? Нет. Это ведь взаимовыгодно, нужно не только вам, но и нам тоже. Хочется, чтобы о Национальном театре слышала молодежь. Я понимаю, почему у молодых людей отношение к театру не такое, как нам хотелось бы. Это формируется еще со школы — школьников водят на патриотические спектакли про войну и русскую классику школьной программы.
А в театре думают, что поставить? Решают ставить то, что будет хорошо продаваться школьникам и студентам, например. Что по программе? Пушкин? Давайте ставить Пушкина, пойдет. Школьники приходят и спят. Да мы и сами спим. У нас есть спектакль «Капитанская дочка», в нем заняты все до одного, он идет вечность. Этот спектакль нам ставил режиссер из Йошкар-Олы, чтоб ты понимала, он уже ставил эту «Капитанскую дочку» в трех разных театрах. Получился томный, скучный спектакль по школьной программе. Это ведь в школе детей воспитывают так, что они потом думают, будто в театре один «нафталин». Ходят на эти спектакли, чтобы пропустить урок. И потом, когда ты уже не школьник, не студент, когда тебя уже никто не может заставить, ты ни за что не пойдешь в театр, чего ты там не видел. Никто даже не знает, что в театре происходит на самом деле.
«Ромео и Джульетта» так зазвенел, молодежи был полный зал, билетов не осталось — люди сидели даже на самом верху, где почти ничего не видно. Но это дорогой спектакль. Вот если бы школьникам показывали такое, мы бы с детства воспитывали в людях любовь к этому искусству.
Как думаешь, на Эрьзю захочет идти молодежь?
Так запросто, конечно, нет. Я и сам к Эрьзе относился по-другому — да, мы ходили в музей, видели скульптуры, но особого впечатления его творчество на меня никогда не производило. А он оказывается такой был тип, мотался по всему миру — президенты, друзья, женщины. Если перенести его жизнь в наши современные реалии, то подписчиков у него было бы будь здоров. Если говорить про школьников, хочется, чтобы учителя устраивали для них неделю — водили в музей, в театр, читали что-то, а потом уж и сочинение можно написать. Нужно знать свою историю, это очень важно. В школе я этого не понимал.
«У меня через два года будет заслуженная пенсия, и до нее мы должны попасть на Золотую Маску»
Светлана Ивановна Дорогайкина, директор театра
Саша Батырев, актер театра
Жена Акимова, актриса театра
Когда у руля такой руководитель, дела неизбежно идут в гору. Светлана Ивановна Дорогайкина расскажет о Золотой Маске, о лучшем театре города и о критике театра.
С чем вы связываете подъем Национального театра за последние 4 года?
Светлана Ивановна: Не сказать, что до этого в театре ставили плохие спектакли. Дело в том, что за это время мы поработали с питерской командой — и режиссер, и постановщик, и художник были из Петербурга. В 2019 году Алексей Истомин поставил в нашем театре спектакль «Ромео и Джульетта». От каждого из приглашенных режиссеров мы берем что-то новое. «Дочь некрещенного мордвина», «Куйгорож», «Ромео и Джульетта» действительно стали в какой-то степени прорывами. Нам эти спектакли очень многое дали. В Саранске нет таких художников — все надо с толчка, с кондачка, люди не хотят работать. Кто хочет, уезжает в Москву и Питер зарабатывать деньги, а здесь не растолкаешь. По большому счету, местные ребята не хотят учиться, повышать квалификацию. Работа с приглашенными режиссерами — это взгляд со стороны, каждый спектакль раскрывает наших артистов по-новому.
Саша: Вообще, у каждого театра, должен быть свой режиссер — это норма, но в данном случае именно отсутствие режиссера нам и помогло. Нет своего, мы стали приглашать. Если брать три года, которые можно считать расцветом театра, наверное, отсутствие своего режиссера и сыграло в нашу пользу.
Прессинг со стороны государства присутствует?
Светлана Ивановна: Как такового прессинга нет, но мы понимаем, что являемся государственным театром и не можем «заплывать за буйки», все-таки мы должны нести в массы воспитательно-созидательный посыл. Мы ставим зарубежную и русскую классику, национальные постановки — это наш приоритет
Саша: Положа руку на сердце, регалии театра нас немного может и ограничивают, но нам это не мешает, мне кажется. Мы все понимаем, что у нас в стране не все идеально, при этом нельзя сказать, что мы все тут глубоко несчастные ходим.
Светлана Ивановна: С другой стороны, да, мы живем в такой стране, но Кириллу Серебренникову не запрещают ставить его спектакли, Богомолову тоже. Нет какой-то сумасшедшей цензуры. Просто я считаю, что за счет государства нельзя ставить какие-то компрометирующие спектакли, мы должны быть созидательны.
Женя: Хотя у нас есть «Куйгорож», в котором тема политики тоже затронута, но очень аккуратно.
Светлана Ивановна: Там не то что аккуратно, она сделана на злобу дня, хотя пьеса написана Валентиной Ивановной Мишаниной еще в 90-е. Островский, например, тоже до этих пор остается актуальным, его можно ставить без привязки ко времени. «Ромео и Джульетта» — тоже современная интерпретация.
Сможет ли Национальный театр получить Золотую Маску и стать местом притяжения театралов со всей России?
Светлана Ивановна: На самом деле, мы чуть-чуть не прошли в финал.
Саша: Я для себя так отвечаю на этот вопрос, если кто и возьмет в Мордовии Золотую Маску, то первыми точно будем мы. Я не знаю, когда это случится, но у меня есть четкая уверенность внутри, что если мы сейчас не снизим свои показатели и желание работать, то мы будем там.
Светлана Ивановна: А я понимаю, что у меня через два года будет заслуженная пенсия, и до нее мы должны попасть на Золотую Маску. У нас и договоренности уже были с режиссерами, работа набирала обороты, но пандемия нас немного затормозила, при этом мы взяли два Гран-при, взяли бы и третье скорее всего, если бы попали на фестиваль в Грозный — там мы могли бы попасть на Золотую Маску, но не срослось. У нас есть официальное письмо, что мы были достойны, нас ждут еще, но в финал мы, к сожалению, не прошли.
На какое место вы ставите себя среди всех театров города?
Светлана Ивановна: По итогам года (2020) естественно на первое. В этом году, согласно зрительскому голосованию, мы заняли первое место среди всех театров города, никто кроме нас не получил два Гран-при, никто не получил переходящее Красное знамя.
Но это не значит, что у нас голова кружится от достижений, у кого начинает кружиться, того сразу приводят в чувство.
Вас часто критикуют? Бывает, что люди уходят со спектакля?
Светлана Ивановна: На премьере спектакля «Ромео и Джульетта», хотя, казалось бы, такой яркий, динамичный спектакль, двое наших постоянных зрителей ушли. Их спросили в фойе, что случилось и выяснилось, что они хотели посмотреть классический стиль, а у нас все-таки современная интерпретация. Любая критика наш театр только подстегивает, вырабатывается адреналин.
Саша: Критика должна быть, но только по делу. В наш адрес бывает критика, касающаяся национальных спектаклей. Что мол, почему на русском языке спектаклей большем — если копнуть глубже, оказывается, что не в нас собственно дело, а в том, насколько народу нужен язык. Мы ставим спектакль на национальном языке, а статистика показывает, что на русские спектакли приходит куда больше народу. Но это не потому, что мы плохо играем или режиссер плохой, просто у нас регион такой обрусевший.
Светлана Ивановна: Поскольку мы Национальный театр, мы все-таки должны приучать зрителей к языку. В последнее время мы стали показывать больше национальных спектаклей, люди привыкают, приходят на национальные постановки чаще. Раньше вообще не могли собрать зрителя.
